Возле дверей стояла Зоэ.
— Ты обещала вернуться в половине десятого, а сейчас почти одиннадцать.
— Прости.
— Ты не представляешь, как я волновалась!
— Такое больше не повторится, — Каро обняла мать. — Я обещаю!
В отличие от дочери Зоэ знала, что услышит это еще не раз.
Наутро Каро решила одеться в то же самое, хоть и чуть помятое, нарядное голубое платье, что было на ней при свидании с Брайаном.
На пороге школы ее уже поджидала группа девочек, и возглавлявшая их Минди Петерс начала:
— Слышала, вы с Брайаном повеселились вчера в кинотеатре.
— Да уж, очень повеселились, как сказал Брайан, — вступила другая одноклассница.
— Эй, Каро, может, на следующей неделе пойдешь со мной посмотреть “Французского связного”? — Прыщавый парень изобразил нечто вроде поцелуя.
Все начали хохотать. Минди обняла за плечи подружек:
— Идемте девочки, здесь как-то грязно.
Лицо Каро полыхало огнем, вокруг слышался свист, хохот и аплодисменты.
Брайан сидел, уткнувшись в книгу, и даже не взглянул на Каро.
Не выдержав, она отпросилась в туалет. Ее долго тошнило. Потом она позвонила Зоэ и попросила забрать домой.
— Что случилось? Объясни, — настаивала Зоэ, но Каро тупо молчала.
Едва переступив порог, она пулей пролетела в свою комнату, заперлась и дрожащими руками сдернула с себя голубое платье. На подоле кто-то написал: Шлюха.
Каро бросила платье в раковину, пустила воду и стала яростно тереть его мылом до волдырей на коже, но дьявольская отметина не отстирывалась.
Каро вернулась из школы, бросила книги на диван и заперлась в своей комнате. Надев ночную рубашку, она поставила на проигрыватель “Песни из Камелота”, выключила свет и растянулась на кровати. Снова и снова она слушала этот альбом.
Это началось в январе. Сейчас уже март. Каро понимала, что уже ничего не изменить. Даже не стоит пробовать. Школа кошмарна, каждый знает, что она шлюха. Брайан — последний мерзавец. Жизнь просто невыносима.
— Я ненавижу тебя, — твердила она, уткнувшись лицом в подушку.
И только когда она лежала вот так в темноте, слушая “Песни из Камелота”, боль немного отступала.
Вернувшись домой, Каро встретила мать, стоящую в проеме двери.
— Мне все это надоело. С меня хватит! — заявила Зоэ. — Хватит с меня твоих выходок и переживаний! Мне противно видеть каждый вечер привидение, шастающее по дому в ночной рубашке, и слышать до трех ночи одну и ту же дурацкую пластинку с жалкими песнями. Послушай меня, юная леди. — Зоэ ткнула пальцем в грудь дочери и сама при этом слегка пошатнулась. Каро догадалась, что мать выпила. — Ты снова начинаешь работать!
— О чем ты говоришь?
— О том, что тебе пора вновь показаться зрителям.
Душа Каро как бы раздвоилась. Одна половина исполнилась злобы к Зоэ, другая радостно замерла.
— Ты что, спятила? — зло ответила девочка. — Я никогда не соглашусь больше кривляться перед камерой. И раньше я этого не хотела, а только соглашалась в угоду тебе. А сейчас я уже не та. Так что оставь меня в покое!
Зоэ немного помолчала, потом вкрадчиво заговорила:
— Все идет своим путем и не совершается сразу. Я только прошу от тебя совсем немного. Появись на студии, и пусть там сделают тебе кинопробу. Когда это было в последний раз — года два назад, наверное? Как незаметно летит время, — улыбка, правда, печальная, осветила лицо Зоэ. — Я тебе честно скажу — ты очень похорошела…
— Ты точно не в своем уме! — грубо ответила дочь, но внутри все затрепетало от того, что у нее снова будут пробы. — Ладно, смотаюсь туда и покажу им свое личико. Но только это. А в остальном… не смей больше управлять моей жизнью.
На следующий день, вернувшись из школы, Каро нашла у себя на кровати коробку от “Сакса” с Пятой авеню. Внутри лежало бархатное вечернее платье, лиловое, с кружевной оторочкой под горло. Оно было великолепно.
— Завтра в три часа ты идешь в салон Элизабет Арден, — известила дочь вошедшая в комнату Зоэ. — Съемка в половине пятого.
Каро незаметно скорчила гримасу.
Она и на следующий день по-прежнему дулась, и когда в салоне мастер Роберто поинтересовался, чего она желает, Каро лишь равнодушно пожала плечами.
Зоэ ответила за нее:
— Я думаю, лучше всего будет высоко уложить впереди, как у инженю конца пятидесятых.
Роберто кивнул и принялся за работу.
Когда он закончил, то сам себе зааплодировал.
— Боже! Это юная Грейс Келли!
Он повернул кресло, и Каро увидела себя в зеркале.
Новая прическа была чудесна, и девочка улыбнулась своему отражению.
— У меня для тебя сюрприз, — небрежно бросила Зоэ. — Тебя будет снимать Ханс Ласки.
— Должно быть, ему сейчас лет сто, если не больше, — процедила Каро, хотя ее это взволновало.
В гримерной она переоделась в свое бархатное платье.
За эти несколько лет Ханс Ласки еще больше покрылся морщинами.
— Ты удивительно похорошела, — сказал он, целуя ей руку. — Ты помнишь Стивена, моего внука?
Разумеется, Каро помнила. Она слушала, как старик говорит о тех временах. Временах, когда она получала тысячи писем, когда она чувствовала свою значимость. Ведь не всегда она была изгоем в собственной школе, не всегда разгуливала по дому в ночной рубашке, подобно привидению.
Каро снималась с радостью. Она заметила горделивый взгляд Зоэ из-за камеры, услышала, как Ханс сравнивает ее с сексапильным ангелом. Ее тело вспомнило взгляд камеры. Как она могла забыть эти невероятные ощущения?
Каро встала в позу для съемки, на нее накатило. Она видела, как позади оператора стоит Зоэ и горделиво улыбается. Она слышала голос Ханса Ласки, который говорил, что именно сейчас она больше всего похожа на сексапильного ангела. Ее тело вернулось. Она помнила, как надо встать, как выигрышнее повернуть голову. Как могла она все это забыть так надолго?! Это невероятно! Как могла она вот так забыть себя?
Каро подумала о Брайане, о надписи на подоле платья. Все это оказалось совсем неважным, таким приземленным. Важным был поворот головы. Важной была только камера, объектив, ищущий ее улыбки.
На обратном пути со студии мать затеяла разговор о том, что Каро нужно пойти на пробы школьного мюзикла.
— Хорошо, — моментально согласилась она.
В школе ставился новый мюзикл. Прослушивание было назначено на следующий вторник после уроков.
Зоэ завелась мгновенно:
— Пробуйся на Ким!
— Но здесь лучшая роль Рози, — слабо протестовала Каро.
— Для взрослой девушки — да, но не для тебя. Школьница никогда не сможет быть убедительной в
