поглазеть на уставших официанток в обтягивающих юбках и низко вырезанных блузках, переброситься парой скабрезных шуток за порцией дешевого виски или кружкой пива.
Эстрадное представление происходило на небольшом расчищенном пятачке в дальнем конце зала, где играли трое скучающих музыкантов. Первым номером программы шел певец-гомосексуалист, за ним исполнительница акробатических танцев в трико, а затем девица работала стриптиз в паре с сонной коброй.
Тоби сидел в дальней комнате за сценой с Клифтоном Лоуренсом, О'Хэнлоном и Рейнджером, следил за выступлениями и прислушивался к публике, пытаясь определить ее настроение.
– Пивохлебы, – презрительно произнес Тоби.
Клифтон начал было возражать, но взглянул в лицо Тоби и остановился. Тоби боялся. Клифтон знал, что Тоби и раньше приходилось выступать в таких заведениях, но сейчас было другое дело. Ему предстояло пройти испытание.
Клифтон мягко сказал:
– Если пивохлебы будут у тебя в кармане, то с шампанщиками справиться будет плевое дело. Эти люди, Тоби, занимаются тяжелой работой весь день. Когда они куда-то идут вечером, то хотят получить за свои кровные все, что положено. Если ты сможешь рассмешить этих, то рассмешишь кого угодно.
В этот момент Тоби услышал, как конферансье со скучающим видом объявляет его.
– Задай им жару, парень! – напутствовал его О'Хэнлон.
Час Тоби пробил.
Он стоял на сцене, настороженный и напрягшийся, оценивая настроение публики, и был похож на чуткое лесное животное, ловящее ноздрями запах приближающейся опасности.
Публика представлялась ему стоглавым зверем, и все эти головы были разными. А ему предстояло рассмешить этого зверя. Тоби сделал глубокий вдох. «Пусть я вам понравлюсь!» – взмолился он.
И начал работать свой номер.
Никто его не слушал. Никто не смеялся. Тоби ощущал, как его лоб покрывается испариной. Номер не получался. Он продолжал улыбаться наклеенной улыбкой и говорить, несмотря на громкий шум и разговоры в зале, чувствуя, что не может завладеть их вниманием. Они опять хотели смотреть на голых баб. Слишком много у них было субботних вечеров, когда им приходилось смотреть на лишенных таланта, несмешных комедиантов. Тоби продолжал говорить, несмотря на их безразличие, продолжал, потому что ему ничего другого не оставалось. Он посмотрел в глубину зала и увидел Клифтона Лоуренса и ребят, которые с обеспокоенными лицами следили за его выступлением.
Тоби работал. В зале не было публики, люди разговаривали друг с другом, обсуждали свои проблемы и свою жизнь. Им абсолютно наплевать, здесь ли Тоби Темпл или за миллион миль отсюда. Или вообще на том свете. У него пересохло в горле от страха, и стало трудно произносить слова. Боковым зрением Тоби увидел, как директор направляется к возвышению, на котором сидели музыканты. Он скажет им, чтобы начинали играть, собирается «отключить» его. Все кончено! Ладони Тоби взмокли, а внутри все превратилось в кисель. Он почувствовал, как струйка горячей мочи побежала у него по ноге. Тоби был в таком смятении, что начал путать слова. Он не смел взглянуть ни на Клифтона Лоуренса, ни на писателей. Чувство стыда переполняло его. Директор клуба уже подошел к музыкантам и что-то говорил им. Они посмотрели на выступавшего и кивнули. А Тоби в отчаянии все продолжал и продолжал говорить, желая чтобы все побыстрее закончилось, чтобы можно было убежать куда-нибудь и спрятаться.
Женщина средних лет, сидевшая за столиком прямо напротив Тоби, хихикнула в ответ на какую-то его остроту. Ее соседи умолкли, чтобы послушать. Тоби продолжал говорить в каком-то припадке безумия. Теперь уже слушала и смеялась вся остальная компания за этим столиком. Потом смех перекинулся на соседний столик.
Потом на следующий. Мало-помалу разговоры начали стихать. Они его слушали. То тут, то там стали возникать вспышки смеха – продолжительного, настоящего; они становились громче и разрастались. Люди в зале превратились в публику. И он завладел их вниманием. Да, черт побери, он владел их вниманием! И теперь не имело значения, что он выступает в дешевом кабаке, набитым простыми рабочими, дующими пиво. Для него важны их смех и симпатии. И все это накладывалось на Тоби волнами. Сначала он заставил публику смеяться, потом визжать и плакать от смеха. Они никогда не слышали ничего подобного ни в этой вшивой забегаловке, ни в другом месте. Они аплодировали, ободрительно вопили, а под конец чуть не разнесли все заведение. Эти люди были очевидцами рождения феномена. Конечно, они об этом не подозревали. Но Клифтон Лоуренс и О'Хэнлон с Рейнджером это знали. И Тоби Темпл тоже знал.
Бог наконец дал о себе знать!
Преподобный Дамиан сунул пылающий факел к самому лицу Жозефины и прокричал: «О Господь Всемогущий, выжги зло в этом грешном ребенке», а паства откликнулась громовым «Аминь!». И Жозефина почувствовала, как пламя лижет ее лицо, а преподобный Дамиан возопил: «Помоги этой грешнице избавиться от дьявола, о Господи! Мы изгоним его молитвой, выжжем его огнем, утопим его в воде». И вот чьи-то руки схватили Жозефину и внезапно окунули ее головой в деревянную лохань с холодной водой, и так держали ее, пока разносившиеся в ночном воздухе голоса взывали ко Всемогущему о помощи, а Жозефина вырывалась, борясь с удушьем, и когда ее наконец вытащили в полубессознательном состоянии, то преподобный Дамиан провозгласил: «Благодарим тебя, Господь наш Иисус, за твою милость. Она спасена! Она спасена!». И все вокруг очень радовались, и каждый ощутил, что стал сильнее духом. Кроме Жозефины, чьи головные боли стали еще мучительнее.
10
– Я сделал тебе ангажемент в Лас-Вегасе, – сообщил Тоби Клифтон Лоуренс. – Договорился, чтобы Дик Лэндри поработал над твоим номером. Это лучший постановщик эстрадных номеров во всем бизнесе.
– Фантастика! А в каком отеле? «Фламинго»? «Буревестник»?
– В «Оазисе».
– В «Оазисе»? – Тоби посмотрел на Клифтона: не шутит ли? – Я никогда…
– Знаю, – улыбнулся Лоуренс. – Ты никогда о таком не слышал. Согласен. Но и они о тебе никогда не слышали. И не тебя они, в сущности ангажируют – они ангажируют меня. Они мне верят на слово, что с тобой не прогадают.
– Не беспокойся, – пообещал Тоби, – не прогадают.
Тоби сказал Элис Тэннер о своем ангажементе в Лас-Вегасе перед самым отъездом.
– Я знаю, что ты обязательно станешь звездой первой величины, – обрадовалась она. – Пришло твое время. Публика будет обожать тебя, милый.
Она прижалась к нему и спросила:
– Когда ты едешь и что мне надеть на премьеру молодого и гениального комика?
Тоби с сожалением покачал головой.
– Рад был взять тебя с собой, Элис. Но беда в том, что мне придется работать днем и ночью: надо придумать кучу нового материала.
Она попыталась скрыть свое разочарование.
– Понимаю. – Она прижалась к нему еще крепче. – Сколько ты будешь в отъезде?
– Еще не знаю. Видишь ли, это что-то вроде открытого ангажемента.
Элис почувствовала легкий укол тревоги, но поняла, что ведет себя глупо.
– Позвони мне, как только сможешь, – попросила она.
Тоби поцеловал ее и вышел танцующей походкой.
Казалось, будто город Лас-Вегас, штат Невада, был создан исключительно для удовольствий Тоби Темпла. Он это почувствовал, как только увидел его. Город обладал какой-то дивной кинетической энергией, на которую Тоби реагировал, в нем пульсировала мощь, созвучная той, которая пылала у Тоби внутри. Тоби прилетел вместе с О'Хэнлоном и Рейнджером; когда они приземлились в аэропорту, их уже ждал лимузин отеля «Оазис». В этот миг Тоби впервые ощутил вкус того чудесного мира, который скоро будет принадлежать ему. Он с удовольствием откинулся на спинку сиденья огромного автомобиля и услышал вопрос шофера:
– Приятный был полет, мистер Темпл?
«Именно маленькие люди всегда первыми чуют успех еще до того, как он приходит», –
