мексиканцами. П-понятно тебе?
Она растерянно посмотрела на него и объяснила:
– Когда я поцеловала Пако, я это сделала потому… ну, он сказал такую вещь, которая меня очень обрадовала. Он мой друг.
Дэвид сделал глубокий вдох, пытаясь обуздать бурлившие в нем эмоции.
– Я собираюсь рассказать тебе одну историю, которую не рассказывал никогда ни одной живой душе.
Жозефина замерла в ожидании, недоумевая, что за этим последует.
– У меня есть старшая сестра, – начал Дэвид. – Бет. Я… Я очень ее люблю.
Жозефина смутно помнила Бет, светловолосую, белокожую красавицу, которую она иногда видела, когда приходила поиграть к Мэри Лу. Жозефине было восемь лет, когда Бет умерла. Дэвиду, наверное, около пятнадцати.
– Я помню, когда умерла Бет, – сказала Жозефина.
Следующие слова Дэвида ошеломили ее:
– Бет жива.
Она уставилась на него.
– Но я… ведь все думали…
– Она в сумасшедшем доме. – Он повернулся к ней лицом, голос его звучал безжизненно. – Ее изнасиловал один из наших садовников-мексиканцев. Спальня Бет была через холл от моей. Я услышал ее крики и кинулся в ее комнату. Он сорвал с нее ночную рубашку, подмял ее под себя и… – При этом воспоминании у него перехватило горло. – Я боролся с ним, пока не прибежала мама и не вызвала полицию. Они в конце концов приехали и забрали этого типа в тюрьму. Той же ночью он покончил жизнь самоубийством у себя в камере. Но Бет потеряла рассудок. Она никогда не выйдет из этого заведения. Никогда. Я не могу передать тебе, как я люблю ее, Жози. Мне так чертовски не хватает ее. С той самой ночи я… я не выношу…
Она положила руку поверх его руки и мягко сказала:
– Прости, Дэвид. Я понимаю. Я рада, что ты сказал мне.
Как ни странно, но этот инцидент послужил еще большему их сближению. Они обсуждали такие вещи, о которых раньше не говорили. Дэвид улыбнулся, когда Жозефина рассказала ему о религиозном фанатизме матери.
– У меня был такой же дядя, он ушел в какой-то монастырь в Тибете.
– В будущем месяце мне исполняется двадцать четыре, – сообщил Жозефине Дэвид в один из дней. – По старинной семейной традиции мужчины из рода Кенионов женятся в этом возрасте.
И сердце Жозефины радостно забилось.
На следующий вечер у Дэвида были билеты в театр «Глоудэб». Заехав за Жозефиной, он предложил:
– Давай не пойдем на спектакль. Надо поговорить о нашем будущем.
Услышав эти слова, Жозефина в ту же минуту поняла, что все то, о чем она молилась, становится действительностью. Она читала это по глазам Дэвида. Они были полны любви и желания.
Жозефина сказала:
– Поедем на Дьюи-лейк.
Ей хотелось получить самое романтическое из всех когда-либо сделанных предложений, чтобы история эта со временем стала легендой, которую она будет пересказывать детям снова и снова. Ей хотелось запомнить каждое мгновение этой ночи.
Небольшое озеро Дьюи-лейк находилось милях в сорока от Одессы. Ночь была чудесная, с усыпанного звездами неба мягко светила перевалившаяся за вторую четверть прибывающая луна. Звезды плясали на поверхности воды, а воздух наполняли таинственные звуки невидимого мира, микрокосмоса Вселенной, где миллионы крохотных, незримых созданий занимались продолжением рода, охотились, становились добычей и умирали.
Они сидели в машине и молчали, прислушиваясь к ночным звукам. Жозефина смотрела, как Дэвид замер за рулем автомобиля; его прекрасное лицо сосредоточенно и серьезно. Она никогда не любила его так сильно, как в эту минуту. Ей захотелось сделать для него что-нибудь замечательное, подарить ему нечто такое, что докажет ему, как сильно он ей дорог. И вдруг ей стало ясно, что она собирается сделать.
– Давай искупаемся, Дэвид, – предложила Жозефина.
– Мы не взяли с собой купальных костюмов.
– Это не важно!
Он повернулся к ней, собираясь что-то сказать, но Жозефина уже выскочила из машины и побежала к берегу озера. Раздеваясь, она слышала, что он идет следом за ней. Она бросилась в теплую воду. Через минуту Дэвид оказался рядом с ней.
– Жози…
Она обернулась, прижалась к нему, и ее истосковавшееся тело налилось болью желания. Они обнялись в воде, и она ощутила на себе давление его упругой плоти.
– Мы не можем, Жози!.. – глухо произнес он.
Голос его прервался – он жаждал ее, и желание перехватило ему горло. Она провела рукой вниз, коснулась его и сказала:
– Да, о да, Дэвид!
Вот они опять на берегу, и он на ней и в ней, и он одно целое с ней, и они оба – часть звездного неба и земли и бархатной ночи.
Они долго лежали обнявшись. И только много позже, после того как Дэвид отвез ее домой, Жозефина вспомнила, что он не сделал ей предложения. Но это больше не имело значения. То, что они пережили вдвоем, связывало сильнее, чем любая брачная церемония. А предложение он сделает завтра.
Жозефина проспала да полудня следующего дня и проснулась с улыбкой на лице. Она все еще улыбалась, когда в спальню вошла ее мать и внесла прелестное подвенечное платье.
– Сходи в магазин Брубейкера и купи мне двенадцать метров тюля. Отправляйся сразу сейчас. Миссис Топпинг только что принесла мне свое подвенечное платье. Я должна к субботе переделать его для Сисси. Она выходит замуж за Дэвида Кениона.
Дэвид Кенион пошел поговорить с матерью сразу же после того, как отвез домой Жозефину. Мать была в постели – миниатюрная, хрупкая женщина, которая когда-то была очень красивой.
Миссис Кенион открыла глаза, когда Дэвид вошел к ней в слабо освещенную спальню. Увидев, кто это, она улыбнулась.
– Здравствуй, сын. Ты все еще не спишь в такой поздний час?
– Я был с Жозефиной, мама.
Она ничего не сказала, только пристально смотрела на него своими умными серыми глазами.
– Я собираюсь на ней жениться, – заявил Дэвид.
Она медленно покачала головой.
– Я не могу тебе позволить совершить такую ошибку, Дэвид.
– Ты ведь по-настоящему не знаешь Жозефину. Она…
– Знаю, она прелестная девушка. Но не годится в качестве жены одного из Кенионов. Сисси Топпинг сделает счастливой меня.
Он взял ее хрупкую руку в свои и твердо произнес:
– Я очень люблю тебя, мама, но я вполне в состоянии принять самостоятельное решение.
– Неужели? – тихо спросила она. – Ты всегда поступаешь так, как надо?
Он молча смотрел на нее, и она сказала:
– Можно ли рассчитывать на то, что ты всегда будешь поступать правильно? Не потеряешь голову? Не совершишь ужасной…
Он отдернул руку.
– Всегда ли ты знаешь, что делаешь, сын? – Ее голос звучал теперь еще тише.
