Глория улыбнулась сквозь слезы.
– Джонатан, твоя жена просто сокровище, – сказала она и дрожащей рукой взяла с тарелки бутерброд.
– Где этот мост, Глория? – спросил Джонатан.
– Ниже по течению: хорошо еще, что Хемпстеды успели позвонить до того, как нарушилась связь. Правда, они не знают, как там обстоит дело с мостом, удастся ли по нему проехать на машине.
– Эрик так и не объяснил толком, где остался Ронни?
– Он твердит, что милях в двух от их дома, но он долго плутал, добираясь до дома, поскольку все низины там затопило.
– Доеду до моста, а там видно будет… – сказал Джонатан и, перехватив взгляд Ариадны, улыбнулся. – Ну, хорошо, хорошо, поедем вместе… И чем скорее, тем лучше…
Они спустились вниз, к деревне, и оттуда свернули к мосту; река сильно разлилась и подтопления были довольно глубокими. Достигнув моста, Джонатан остановил машину прямо в потоке бурлящей воды.
– Пойду разведаю, можно ли перебраться через мост, – сказал он спокойно и вышел из машины.
Это был узкий каменный мост, и взбухающие воды реки поднялись уже почти до уровня мостовой. Ариадна видела, как Джонатан в высоких резиновых сапогах дошел до конца моста. Скоро он вернулся и сел за руль.
– Думаю, стоит рискнуть. На той стороне около моста небольшой холмик, оставим там машину, а дальше придется идти пешком.
Машина переехала мост и остановилась на возвышающемся над потопом клочке земли.
Все походило на кошмарный сон. Если бы не твердая рука Джонатана, она бы струсила и вернулась назад. Дождь хлестал как из ведра, но Джонатан шел так уверенно, будто цель ему была хорошо известна, он шел прямо в пасть ветра, таща ее за руку. Ариадна предположила, что здесь, наверное, пролегает тропа, скрытая сейчас под водой. Но не время задавать Джонатану вопросы, да если он и ответит, она все равно ничего не услышит в этом диком вое стихии. Она просто следовала за ним по пятам, вода хлюпала уже у нее в сапогах, поскольку несколько раз она проваливалась в ямы, и вдруг всем сердцем она ощутила, что счастлива в эти минуты как никогда. Ведь они вместе.
Что произойдет, если она возьмет и скажет Джонатану, что любит его? Но нет, конечно, это немыслимо: под вой ветра, в потоках дождя ей пришлось бы кричать ему о том, о чем лучше всего говорить полушепотом, в постели, положив голову на его обнаженную грудь. Неужели их брак так и останется дружеским союзом двух одиночеств? Неужели он так никогда и не пожелает ее как мужчина? А Джонатан все тащил ее за руку, возвращая к реалиям обыденности. Но вот он свернул к кустам можжевельника, рядом с рекой.
Они не прошли и половину пути, как Ариадна вскрикнула:
– Да вот же он, смотри! Вот там, слева, под упавшей березой.
Джонатан тоже увидел мальчика. Он лежал на едва выступавшем из воды сломанном дереве, мокрый, замерзающий, но, слава богу, живой. Нога у него действительно была подвернута, и профессор сразу наклонился над ним, чтобы лучше осмотреть его.
Путь обратно оказался куда тяжелее, хотя ветер теперь дул им в спину. Ариадна то и дело поскальзывалась и оступалась, стараясь не потерять из виду силуэт Джонатана, несущего на закорках мальчика.
Дальнейшее ей вспоминалось каким-то неясным пятном. Джонатан сразу же увез Ронни с Глорией в больницу. После непродолжительного сна она поднялась и недоуменно взглянула на часы, не представляя, когда они вернутся. Она перемыла посуду, накрыла на стол, сварила суп и всем застелила постели. Завывание ветра и шум дождя за окном уже не были так оглушительны. Уезжая, Джонатан сказал, чтобы она, если их не будет до двенадцати ночи, ложилась спать. В кухне было так жарко, что ее прямо здесь и сморило. Она опустила голову на руки, лежащие на столе, и вновь заснула.
Проснулась в час ночи и, прислушавшись к шуму ветра, поняла, что буря почти совсем стихла. Поднявшись наверх, она плюхнулась в постель и проснулась на рассвете. Дождь кончился, ветер тоже утих. Ариадна спустилась вниз и обнаружила в кухне Джонатана, заваривающего кофе.
Пытаясь сбросить с себя остатки сна, она спросила:
– Когда вы вернулись? Как Ронни?
– В два часа ночи, и Ронни в своей постели. Перелом лодыжки, но других повреждений, к счастью, нет. Ногу загипсовали.
Ариадна достала чашки, молоко и сахар, и они сели за стол.
– Ну, после кофе – сразу домой. Петси отправилась на уик-энд погостить к двоюродной сестре, сегодня вернется, а Джейк только завтра возвращается из санатория. Он до сих пор еще не оправился после болезни, и Глория побоялась его беспокоить. Слава богу, все обошлось…
На усталом лице Джонатана появилась улыбка.
– Спасибо тебе, Ариадна, за поддержку. Что бы я один без тебя делал!
– Начну готовить завтрак для Ронни и Глории, – сказала Ариадна, смущенно отводя глаза: она боялась, что слова любви преждевременно сорвутся с ее уст.
Интуитивно она чувствовала, что время для объяснения еще не наступило.
Их возвращение в Лондон не было легким: профессор чуть ли не засыпал за рулем от безумной усталости. Два раза они останавливались в придорожных кафе, чтобы он мог выпить чашку кофе. Путь до Лондона занял в итоге вдвое больше времени, чем обычно. Когда они подъехали к дому, Ариадна с облегчением вздохнула. Во время пути они почти не говорили, в этом не было необходимости. Теперь, помогая ей выйти из машины, он лишь сказал:
– Надеюсь, миссис Грейвз уже что-нибудь приготовила нам перекусить.
Он открыл дверь, навстречу им устремился Грейвз.
– Какая жуткая погода! Мы с женой так волновались. К обеду все готово.
– Хорошо, Грейвз, мы здорово проголодались. Минут через десять можно будет сесть за стол. – И, повернувшись к Ариадне, Мелвилл добавил: – А сейчас, дорогая, самое время пропустить по рюмочке…
В этот день Ариадна отправилась спать рано. Джонатана как всегда поджидала кипа писем. Она пожелала ему доброй ночи и поднялась к себе в спальню.
Ночью Ариадна проснулась и решила: теперь обязательно все должно перемениться. В конце концов, нечестно жить так, как они живут. Завтра же он узнает, что она полюбила его, а там пусть сам решает, как им жить дальше. Сколько можно притворяться? Да и разве умеет она притворяться? Нет, никогда не умела, нечего и пытаться… С такими мыслями она снова и уснула, а утром, вспомнив, что сегодня, в понедельник, на прием к профессору записано много больных, подумала, что он уже наверняка встал.
Ариадна натянула халат, сунула ноги в домашние туфли и спустилась вниз. Джонатан был в гостиной, стоял у двери, открытой в сад, и задумчиво смотрел на бегающих по газону собак. В руке он держал газету, а когда она вошла, повернулся и выжидательно посмотрел на нее поверх очков.
– Джонатан… Джонатан, я должна вам кое-что сказать. У вас… есть свободная минутка?
Он снял очки, убрал их в карман и пересек комнату.
– Не минутка, Ариадна, а вся жизнь. Для тебя у меня есть вся жизнь и мое сердце.
Она с трудом сдержала волнение, всматриваясь в него сквозь упавшую на лоб прядь волос.
– Ваше – что? Ваше сердце?
– Все мое сердце. Целиком. Я так рад, что ты со мной, Ариадна. Я ждал тебя всю свою жизнь, а когда встретил, то не сразу понял, что… люблю тебя.
– Ох, Джонатан, вы… ты хочешь сказать, что тоже полюбил… меня? Ведь я пришла сказать… Он взял ее руки в свои.
– Дорогая моя девочка, послушай…
Он наклонился к ней и впервые поцеловал в губы, сначала нежно, а потом с неистовой страстью, от которой у нее перехватило дыхание.
Может быть, необязательно теперь говорить ему, подумала она мечтательно, он, кажется, и так уже все понял. Но все же твердо сказала:
– Джонатан, дорогой мой, ты должен знать, я тоже люблю тебя.
После этих слов он поднял ее на руки и понес в спальню.
