Ленинградом. Подумал с горечью: 'Как-то там наш красавец — город Пушкин? Неужели все сокровища искусства в нем разрушат, гады?!'
В Москве выпал первый снег, а здесь плюс 22°.
Теснимый горестными мыслями, штурман долго не мог заснуть и в эту ночь.
А утром опять всех собрал Громов.
Первое сообщение: приказано брать «двадцатьпятые». Как выяснилось, предстоят закупки в большом количестве. Лететь домой на них, конечно, не придется: у машин не хватит духу.
Второе: поставлена задача изучить материальную часть и океанским пароходом вместе с несколькими самолетами Б-25 возвращаться домой. Предположительно — дней через десять. Наконец-то!
Гурьбой тронулись к самолету. У зданий и ангаров множество людей. Провожают взглядами. Георгию все чудятся насмешливые улыбки. Хочется провалиться сквозь землю, не ощущать себя участником этого грустного шествия. Что на лице каждого из них в эту минуту?.. Конечно, ярость. Ярость ко всем и самому себе. Пробыв больше месяца, возвращаться пароходом. Таковы дела!
'Еще не пришлось бы кормить собой акул. Ведь поплывем Атлантикой, где немало немецких подводных лодок'.
Прощальный круг над Петерсон-Филдом.
Мелкохолмистая местность с небольшими лесами, уйма отдельных ферм, 'одноэтажная Америка'… Путь все дальше по континенту на восток.
Постепенно холмы исчезают, начинается равнина. Погода превосходная. Сквозь дымку впереди выявляются причудливые скалы. Они все ближе, ближе. Да, это небоскребы! Впереди Нью-Йорк.
Против их отеля, через улицу, возвышалось четырнадцатиэтажное здание белошвейной фабрики. Из окон своего номера летчики могли видеть все циклы деятельности этого огромного предприятия, где работали только женщины. За стеклами этажей было видно, как они бегут сперва к своим рабочим местам, как шьют, гладят, расправляют, ловко укладывают в коробки готовую продукцию. Но наши летчики не догадывались, что и на них смотрят глаза с той стороны… Особенно по утрам, когда они делают на балконе физзарядку.
Как-то, выйдя на балкон и взглянув через улицу, Георгий Молчанов увидел прибившуюся к их балкону бумажную хлопушку на нитке. Он сперва не поверил глазам своим: так это было странно. Все же, проследив по нитке вверх, заметил, что из окна белошвейной фабрики ему улыбаются две молоденькие женщины.
Вместе с Петром они сумели поймать «почту». Каково же было их удивление, когда онр прочли по- русски короткую записку: 'Интересуемся, как с Вами познакомиться?' Это показалось, во всяком случае, занятно. И Петр тут же изобразил на картонной коробке крупно цифру «5» и стрелку вниз. Друзья знали, что фабрика кончает работу в пять часов.
С настроением, знакомым каждому, кто хоть однажды отправлялся на свидание, друзья к назначенному времени спустились к вестибюлю здания напротив.
Они всматривались в лица молодых женщин, и те, взглянув, проходили мимо. Но вот наконец они заметили двух девушек: те стояли и улыбались.
— Это они, должно быть, — шепнул Георгий Петру. Тот кивнул и сделал первый шаг. Все четверо пошли навстречу друг другу, улыбаясь…
— Здравствуйте, товарищи! — услышали они приветствие на русском языке.
— Как вы узнали, что мы русские?.. — Не выдержал первым Георгий.
— А наша старшая мастерица Брет — она очень наблюдательна — сказала, что там, напротив, на балконе, несомненно русские: они целыми днями не выходят из номера, и лица у них серьезные, грустные. Ведь проклятый Гитлер рвется к Москве, и сердца этих людей, видно, обливаются кровью…
— Вы хорошо знаете русский? — осторожно поинтересовался Петя.
— Наши родители — поляки, прекрасно говорят по-русски… И мы с детства научились русскому языку. Сейчас, когда мы здесь так сочувствуем русским, в нашей семье особенно любят говорить по-русски.
Через минуту выяснилось, что Ева и Ванда живут на 221-й стрит и добираться туда нужно сперва на метро, потом на троллейбусе, что живут они большой семьей, что их родители, брат Ежи и муж Евы Конрад будут несказанно рады, если товарищи навестят их и расскажут, как воюет Советская Россия с Гитлером.
Друзья отправились на окраину огромного Нью-Йорка.
Действительно, мать и отец сестер оказались необыкновенно приветливыми. Столько стараний проявили, чтоб угостить летчиков по-домашнему и повкусней. Люди хотели выразить свою бесконечную симпатию героически борющейся Советской России.
Сколько на друзей посыпалось вопросов в связи с войной! И особенно когда приехали с работы Ежи и Конрад. Поначалу, услышав их шаги в передней, наши летчики несколько встревожились: 'Черт их знает, как еще будут реагировать эти американцы на столь неожиданно появившихся в их доме мужчин?' Но двери раскрылись — и те же смеющиеся, радостные лица, глаза ясные, теплые, ни намека на самый легкий холодок подозрительности, тем паче — ревности!
— Верите ли вы в вашу победу?
— Несомненно.
— И мы, ваши друзья в Америке, в нее безгранично верим!
— Мы у себя на фабрике собираем средства в фонд помощи борющейся с Гитлером России. Уже закуплена большая партия пенициллина. Очень скоро она будет в ваших госпиталях.
— Пенициллин — это важно, продовольствие — тоже важно, но нам нужны и самолеты…
— О'кей! О'кей! — закричали все хором — мужчины и женщины — так, будто только от них все и зависело, и они готовы сделать самое невероятное, чтобы самолеты появились у русских летчиков в необходимом количестве: — Очень скоро мы будем отправлять вам самолеты по ленд-лизу. Об этом уже говорил президент Рузвельт!
После ужина хозяева пригласили наших друзей посетить с ними 'Русский клуб', где можно потанцевать. Отказаться сочли неудобным.
В клубе на первом этаже — буфет, холлы для бесед, столы для игр. Здесь собираются люди постарше.
Вся компания поднялась на второй этаж, в зал для танцев. Тут тоже буфет — пиво, сосиски, легкие закуски.
Женщины курят, не против слегка выпить, но не едят будто бы вовсе — до невозможности худые. В зале много девушек. Наши летчики танцевали. И сразу выяснилось: несмотря на то, что клуб называется русским, здесь мало кто говорит по-русски.
Вечер прошел весело. Спутницы и спутники наших друзей предложили подвезти их к отелю. Проезжая по Бродвею, Георгий попросил сидящую рядом с ним Ванду перевести смысл красочной рекламы.
— О!.. '50 красивейших женщин Нью-Йорка приглашают Вас потанцевать!' — весело перевела она.
— И в самом деле они так хороши собой?
— Одна лучше другой, и в каждой есть что-то свое. Вы заинтересовались? — спросила она, взглянув на него смеющимися глазами.
— Как вам сказать?.. Я подумал: 'Каково танцевать с самой неотразимой красавицей, для которой ты как бы только пляшущий робот или медведь? Ведь они поди это делают за хорошие деньги?..
— Протанцевав с ней танец, вы должны преподнести ей розу. И только, — продолжая улыбаться, пояснила Ванда.
— Вот как? Все кавалеры приходят туда с букетами?
— С букетом приходить туда нельзя. Розы продаются там же, в дансинге: пять долларов цветок! Тот, что в цветочном магазине, стоит пятнадцать центов.
— Понятно. Сама красавица с кавалера денег за танец не берет?
— Ни в коем случае. Она только танцует и нюхает цветы.
— Ясно… Ну вот мы и приехали. Спасибо за доставленное удовольствие и передайте самый теплый привет вашим матушке и отцу. Прощайте…
— Счастливого пути! — американки высунулись в открытые окна машины. — До свидания, милые русские мужчины. Полной победы вам и счастья!
