Олеся тоже не собиралась сбегать от Храповицкого. Тем не менее ей он не переводил миллиона долларов. Он вообще не давал ей свободных денег, только на расходы по хозяйству. Вещи он покупал ей сам.
— Ну, и что этот миллион! — возмущенно воскликнула Ольга. — Дом купила, машину купила — вот он и кончился, этот миллион. А ребенка кормить на что?!
— Дом-то он не захотел на меня оформлять, — насупившись, проговорила Анжелика. — Ну, тот, который он на просеке построил. Четырехэтажный. Все на эту жабу свою записал. Да мне и не больно нужно. Квартира, правда, на мне, в которой мама живет. Трехкомнатная. И еще дача на маме числится. Ну, где мы с ним сейчас обитаем. Соток тридцать там будет.
— Ну, так-то да, — переменила свое мнение Ольга. — Так-то можно концы с концами свести. Если не шиковать. Я думаю, если его посадят, у тебя же конфисковывать не будут. Скажешь, что давно с ним не живешь. Родственники подтвердят.
Несколько успокоенная ее словами, Анжелика потянулась за конфетой.
— Я-то сразу Васе условие поставила, — энергично продолжала Ольга. — Не буду рожать, пока будущего ребенка не обеспечишь. Он тогда дом в Испании мне купил. Денег тоже перевел на счет. Ну, еще кое-что. Мелочь, в основном. Машины там, драгоценности. А чего драгоценности? Их если продавать, за них в десять раз меньше получишь, чем они в магазине стоят. Я хочу добиться, чтобы документы вот на этот дом, где мы сейчас, Вася на меня подписал. А потом сразу в Испанию с дочкой уеду. А чего тут делать? Ждать, когда меня с ребенком угробят за их дела?! Очень надо!
Олеся хмуро пила чай, отвернувшись к окну и делая вид, что не слушает их разговор. В этом отношении ей нечем было похвастаться перед подругами. Кроме большой квартиры в центре города и машины, у нее не было ничего.
— Ну, а ты-то что молчишь? — накинулась на нее Ольга. — Что ты предпринимать собираешься? Тут уж некогда ждать! Не до шуток! Видишь, что творится.
— А что я сделаю? — раздраженно отозвалась Олеся. — Разве это от меня зависит?
— Я считаю, ты должна с ним поговорить, — ответила Ольга решительно. — Поставить вопрос ребром. Или думай о будущем, или я ухожу. Возьми да и уезжай к маме. Чтоб знал! Ты же лучшие годы ему отдаешь! Ведь подумайте только, девчонки, как мы живем! Вечно как в клетке запертые! А ты еще с этими его собаками возиться должна! — снова принялась она за Олесю. — Нашел няньку! Ненавижу этих собак. Гулять их выводи. Купай, шерсть вычесывай. Мебель хорошую хоть вообще не покупай. Я с одной-то овчаркой с ума схожу. Пристрелила бы ее, честное слово. А у тебя там целый выводок. Гад он все-таки, твой Вовочка. Не знаю, что ты с него вечно пылинки сдуваешь. В глаза ему заглядываешь. Бесстыжие у него глаза. Все равно никакой благодарности от него не дождешься. Эх, рожать тебе надо было!
— Я хотела, — проговорила Олеся дрогнувшим голосом. — Он заставил меня аборт делать.
Ее кукольное лицо исказилось. Некоторое время она боролась с собой, кусая губы, но не совладала, и из ее глаз закапали слезы. Ольга поняла, что хватила лишнего.
— Ну, ладно-ладно, — мягко заговорила она, обнимая Олесю. Ее черные пронзительные глазки виновато заметались. — Извини. Я, правда, забыла. Ну, дура я. Ну, прости. Не расстраивайся. А все-таки сволочи они все! Никаких человеческих чувств нет. И жадные.
— Неправда! — всхлипывая, спорила Олеся. — Вовочка не жадный. Он меня любит.
— Не знаю уж, кто кого любит, — покачала головой Ольга. — А только я не помню, когда у нас с Васей в последний раз хоть что-то было. Притащится домой пьяный, ему и не надо ничего. Трупом валяется, да еще и храпит. А знаете, как иногда мужской ласки хочется! Я ведь тоже человек, между прочим!
— Да, может, уж лучше так, — пробормотала Анжелика и передернула плечами.
Подруги посмотрели на нее сочувственно.
Изредка, выпив, Анжелика рассказывала им, как Виктор заставлял ее спать с другими мужчинами. Или приводил домой проституток, приказывал ей проделывать с ними лесбийские акты и снимал это на камеру.
Они проговорили еще с час и разъехались, так, впрочем, ничего и не решив, но с твердым намерением что-то изменить в своей жизни.
3
Весь вечер Храповицкий провел у Лены, а ночевать отправился к себе. Он загнал машину в подземный гараж, отпустил охрану и внутренним ходом прошел в дом. Олеся в розовом спортивном костюме уже бежала ему навстречу. Следом за ней, часто дыша, поспешал огромный коричневый ньюфаундленд по имени Дик.
— Вовочка, ты почему так поздно? — капризно осведомилась Олеся. С ним она почему-то любила изображать избалованную маленькую девочку. — Где ты был? Я тебе звонила, звонила. Ты опять телефон отключал?
Дик обнюхал его, обежал кругом и опять вернулся к Олесе.
— Не задавай дурацких вопросов, — не глядя на нее, ответил Храповицкий. — Ты же знаешь, что у нас сейчас на работе происходит.
У него всегда портилось настроение, когда он возвращался домой. А от ее ужимок его мутило, хотя когда-то он находил их милыми. Но тогда она была на четыре года моложе и на восемь килограммов легче.
Олеся привыкла к его раздражению и не замечала его.
— Вовочка, смотри, чему я Дикочку научила! — захлопав в ладоши, воскликнула она и побежала в гостиную. Дик радостно бросился следом.
Гостиная была обставлена мебелью от Версаче. Здесь стояло несколько диванов с надутыми крикливыми подушками, расшитыми золотом, яркие кресла и приземистые шкафы с разноцветным хрусталем. На полу лежал ковер с длинным ворсом, тоже от Версаче. Олеся добежала до середины комнаты, а Храповицкий остановился у стола, положил на него сумку и начал аккуратно доставать оттуда документы, свои удостоверения и деньги, которые он носил в белых длинных конвертах. Он каждый день менял сумки, в зависимости от костюмов.
— Смотри, смотри! — кричала Олеся. — Мы с Дикочкой теперь умеем целоваться!
Она присела на ковре на корточки и скомандовала:
— Дикочка, поцелуй меня!
Собака послушно опустилась на задние лапы, положила передние ей на плечи и приникла к ней мордой.
— Видишь? Видишь? — радовалась Олеся. — Он меня любит. Не то что ты, противный!
— Ты мне пса испортишь! — мрачно проговорил Храповицкий. — Сколько можно тебе говорить, что собака не должна быть в доме. Ей вредно. К тому же она здесь мебель грызет!
— Но ему же холодно на улице! — запротестовала Олеся. — Дикочка может простудиться и заболеть.
— Что ты чушь несешь?! — вспылил Храповицкий. — Ты посмотри, какая у него шерсть! Это тебе не кошка! Я для чего кинологам деньги плачу? Ты больше них о собаках знаешь? У него будка — лучше, чем у твоей мамы квартира!
— Вот и купи маме новую квартиру, — обиженно огрызнулась Олеся.
Храповицкого бесило не столько даже пребывание собаки в доме, сколько то, что из-за его постоянных отлучек Дик был привязан к Олесе гораздо сильнее, чем к нему. Храповицкого пес побаивался, а хозяйкой признавал Олесю. Храповицкий покупал ньюфаундленда в Англии, от титулованных родителей с прекрасной родословной, специально командировав туда двух специалистов. И из Москвы спецрейсом сам, на руках вез Дика в Уральск. Теперь же у него вместо радости получалось одно разочарование.
— Я кому сказал, убери собаку! — повторил он.
— Не уберу! — заартачилась Олеся.
Услышав вызов в ее голосе, пес повернул к Храповицкому умную морду и укоризненно гавкнул. Это
