море развалин, сгоревшие дома, голодные, изможденные люди. Некогда прекрасная Варшава стала мертвым городом.
Время до прибытия Гитлера я использовал для того, чтобы ознакомиться с польской разведкой. Вопреки моим ожиданиям, я нашел там обширную картотеку, в которой была зарегистрирована вся польская агентурная сеть.
1 октября 1939 года немецкие полки торжественным маршем прошли по польской столице.
Вернувшись в Берлин, я сразу же занялся оценкой разведывательных материалов, взятых в Варшаве. Из документов явствовало, что почти 430 немцев, проживавших в рейхе, состояли на службе у польской разведки; всех их предали суду.
Прежде чем возглавить группу IVE в главном управлении имперской безопасности, я должен был на практике ознакомиться с контрразведкой внутри страны. Для этой цели меня временно командировали в Дортмунд. Этот центр германской сталелитейной и металлургической промышленности был в то время, наряду с Дюссельдорфом и Эссеном, важнейшим арсеналом гигантской оружейной мастерской Рура.
В дортмундском отделении я, к своему удивлению, встретил вновь того самого криминаль-директора, который еще в 1935 году в полицай-президиуме Франкфурта-на-Майне впервые знакомил меня с вопросами борьбы со шпионами. Остальные сотрудники этого бюро мало привлекли мое внимание. Пять чиновников, опираясь на небольшой штат помощников и канцелярских служащих, должны были охранять более четырехсот военных заводов от любопытства иностранных агентов. Один из этих чиновников был занят исключительно тем, что вел «бумажную войну» с Берлином. Недели через две, на основе бесед с директорами оборонных предприятий, я разработал план усовершенствования системы контрразведки в Руре, чтобы обеспечить необходимую охрану военного производства. Я уже собирался отправиться в Берлин, чтобы там сделать доклад о своих планах, как мне поручили вести следствие против одного мастера, восемнадцать лет проработавшего на одном из важнейших предприятий Дортмунда. Подозреваемый, поляк по происхождению, уже много лет имел германское гражданство. Благодаря его мастерству в конструировании и изготовлении орудийных стволов, а также всеобщему доверию, он имел доступ к чертежам наших новейших противотанковых орудий; кроме того, наряду с работавшими с ним заводскими инженерами, он мог пользоваться сейфом. В этом сейфе находились также документы о других технических изобретениях, в первую очередь, материалы о так называемых противооткатных приспособлениях для легко поворачиваемых лафетов, а также чертежи современных гранатометов и минометов.
Как-то ночью двум инженерам понадобились чертежи новой противотанковой пушки. Они обнаружили, что чертежей нет. После тщательного расследования они выяснили, что вечером их взял к себе домой мастер. Они поставили об этом в известность уполномоченного разведки своего завода, а тот, в свою очередь, срочно обратился ко мне. Я распорядился следующим образом: разузнать сначала об окружении мастера, о его личной жизни и его прошлом. Затем незамедлительно проконтролировать, как часто и каких именно чертежей недостает в сейфе, и через какое время они вновь появляются там.
Сначала нам удалось выяснить следующее: мастер жил очень замкнуто и, как сообщили его соседи, в материальном отношении в полном соответствии со своими доходами. Он был женат, имел троих детей и вел безукоризненный образ жизни. Подозрительным было только его общение со своими земляками, с которыми он часто разговаривал по-польски.
В течение четырех ночей из сейфа не пропадал ни один чертеж. На пятую ночь обнаружилась недостача сразу семи светокопий. В ту же ночь посты наблюдения сообщили, что в квартиру мастера вошли двое мужчин. Сидя за своим письменным столом, я размышлял, что же теперь делать. Наконец, я решил произвести внезапный обыск. В случае, если бы наши подозрения не подтвердились, мы просто извинились бы, только и всего. Операцией руководил я лично. Все было быстро подготовлено: окна и выходы из дома охраняли опытные сотрудники. С балкона, расположенного на одном уровне с землей, мы выдавили одно из окон и появились в комнате мастера настолько неожиданно, что трое людей, сидевших за столом, не успели даже привстать. Ошеломленно глядели они в дула наших пистолетов. На столе лежали семь светокопий, исчезнувших из сейфа.
Уже после первых допросов, проведенных в ту же ночь, было арестовано еще шестнадцать человек. В конце концов выяснилась такая общая картина: в течение одиннадцати лет мастер безвозмездно, из патриотических побуждений, работал на польскую разведку. Катастрофа, постигшая Польшу, стала роковой и для него. После войны его связи с варшавским руководством оборвались, однако недавно, как сообщил он, к нему прислали еще одного курьера, который должен был забрать новые материалы, совершенно независимо от того, как будут развиваться военные и политические события на Востоке. Мастер, по его словам, давно уже с беспокойством следил за тем, насколько в Польше недооценивают военную мощь Германии. При помощи своих последних сведений он хотел еще раз указать на высокий уровень вооружения германской армии и своевременно предупредить поляков. Это побудило его отказаться от своей прежней, более осторожной тактики, когда он приносил домой только те планы, с которыми работал на заводе. В тот вечер, когда его арестовали, он встретился с одним своим дальним родственником, который помогал ему при фотокопировании чертежей, и одним офицером польской разведки, действовавшим под маской сотрудника одной фиктивной фирмы. Офицер намеревался пробраться с этим важным материалом за границу. Как раз в этот момент подоспели мы.
Ущерб, нанесенный нам польским мастером за годы его подрывной деятельности, был значительным. Вскоре мастера приговорили к смертной казни. Когда я с ним беседовал в последний раз, он сказал: «Кто знает, чем кончите вы…»
ИНЦИДЕНТ В ВЕНЛО
Контакт с английской разведкой в Нидерландах — Под видом капитана Шеммеля в Гаагу — Оберстардт де Кринис и я — представители немецкой оппозиции — Реакция английского правительства — Нападение в Венло.
Тем временем подошла середина октября 1939 года. О своей работе в Дортмунде — о планах по созданию новой котрразведывательной системы в Руре и шпионской деятельности мастера-поляка — я подробно доложил Гейдриху. Он очень внимательно следил за моим рассказом. Внезапно он занервничал и стал торопить меня закончить мой доклад. «У меня есть еще одно задание для вас, — сообщил он, как всегда коротко и отрывисто. — Вот уже несколько месяцев в Голландии у нас налажена агентурная связь с Сикрет Сервис, представляющая немалый интерес. Наступил момент, когда мы должны решить, поддерживать ли эту связь по-прежнему, сообщая англичанам дезинформирующий материал, чтобы еще глубже внедриться в английскую разведку, или незамедлительно покончить со всем этим». Гейдрих поручил мне срочно связаться с шефом отдела VI, который в то время отвечал за политическую разведку за границей, ознакомиться с документацией и представить конструктивные предложения. Речь шла вот о чем…
В течение нескольких лет в Нидерландах работал немецкий агент Ф-479, эмигрант, который вскоре после выезда из Германии предложил свои услуги нашей разведке. Ему удалось установить контакт с английской разведкой и снабжать ее в целях дезинформации фальшивыми сведениями, которые фабриковали мы. Особый интерес английской Сикрет Сервис вызывали сообщения о существовании оппозиционной группировки в германском вермахте.
Агент Ф-479 так организовал сеть подчиненных ему агентов, что сумел завязать хорошие отношения и с Десятым Бюро [9]
Изучив документы, я предложил Гейдриху не прерывать «игры» и вызвался поехать в Голландию под видом капитана вермахта Шеммеля, служащего в отделе транспорта ОКВ
