Гонец ускакал обратно. Прошло еще с четверть часа. Вдруг затрубили трубы, забили барабаны. Войско бана приближалось к селу. Вдалеке, в лунном свете блестели длинные ряды копий и ружей, и повсюду раздавались короткие приказания начальников. Войско быстро заняло ровное пространство между Савой и холмом. В село ворвался вскачь разъезд гусар бана, но им навстречу бросился Коньский со своим отрядом. Сабли скрестились, раздалось несколько выстрелов из пистолетов, послышались крики. Коньский отступил на дорогу за замок. В одно мгновение три разъезда гусар под командой Гашо Алапича и отряд вольных всадников Бакача двинулись крупной рысью н заняли дорогу на севере и вход в ущелье, возле мельниц. Канониры поставили четыре лумбарды на холме над мельницами, против замка. Четыре отряда харамий и две роты немецких мушкетеров выстроились под горой, против входа в замок, а к западному склону холма быстро продвинулся отряд ускоков. Позади харамий сидел на коне мрачный бан Петар в шлеме, а рядом с ним был Иван Алапич со знаменем бана. Бан махнул саблей, Алапич поднял кверху знамя и скомандовал:
– Огонь из лумбард!
Грянула пушка, за ней вторая, третья, четвертая, залпы следовали с молниеносной быстротой, выстрелы гремели непрерывно, как гром, так что горы грохотали; белый дым клубился в ветвях дубов и в темном ущелье. Ядра одно за другим ударяли в стены замка, и от них градом летели осколки камней. Бан снова махнул саблей и закричал громовым голосом:
– Два отряда харамий – вперед! В атаку! На ворота замка! Мушкетеры, налево!
Забил барабан. С неистовыми криками два первых отряда стали на рысях подниматься в гору. Впереди, размахивая саблей, – капитан Влашич. Вот они достигли половины горы. Все спокойно. «Вперед!» – кричит капитан. Несутся дальше. Полная тишина. «Вперед!» Вот они уж под стенами. Остановились. Но вдруг… шесть громовых ударов раздались с замка, в воздухе повис ужасный крик, а в белом дыму корчилось пятьдесят окровавленных тел. И среди стонов донесся из замка женский голос:
– Эй вы, банские храбрецы! Сладко ли яблоко? Первый приступ не удался. Влашич с уцелевшими солдатами поспешно отступил к бану.
– Триста чертей! – проскрежетал Петар, натянув поводья. – Господин Петричевич, поспешите скорей на западную дорогу. Когда раздастся труба, пусть ускоки атакуют, а вольные пусть спешатся и постараются овладеть северным склоном горы.
Офицер быстро поскакал исполнять приказание.
– Капитан! – опять закричал бан, обращаясь к начальнику мушкетеров, – поднимитесь к стенам и откройте огонь из мушкетов.
Капитан пошел к своему месту. Мгновение – бан взмахнул саблей, трубач возле него затрубил, эхо разнеслось по горе.
– Общий штурм! – загремел бан. – Огонь из лумбард! Пехота, вперед! Бей с божьей помощью!
Гром, рев, трескотня, шум, вспышки! Харамий бегут, скачут, лезут как черти.
«Vivat banus! Вперед!» В долине гремит барабан, надрывается труба. «Вперед, храбрецы!» – кричит Влашич; а с другой стороны орут ускоки: «Ой, ой, ой! Бей!» Из жерл пушек сыплется огненный дождь, мушкетеры, стреляя с колена из засады, сносят каждую голову, появляющуюся на стене.
«Вперед, харамий!» – орет чей-то голос, а со стен замка – огонь, треск и рев. Гром, молнии, стоны, свист! Иисус! Мария! Вперед! Проклятия, треск, крики, но все равно – вперед, через груды раненых братьев, через окровавленные трупы, вперед, вперед] Кровь кипит, голова идет кругом, но в облаке белого дыма, среди ружейной пальбы бан стоит недвижимо, как черное изваяние. Вот харамии снова под стенами замка! Пули визжат, стрелы свистят. «Держись!» – раздается хриплый женский голос. Ряды падают, скошенные, как снопы. Там раненый цепляется за корни дуба, другой с криком падает навзничь, этот шатается и опускается на колени, тот хватается за сердце, поворачивается на каблуках и падает ничком на землю. Вперед! Все нипочем! Да здравствует бан! Весело гремят пушки, трещат мушкеты, стены содрогаются! Вот приставили лестницы, лезут на стены, впереди Влашич. Сейчас он водрузит знамя. Над ним блеснул топор. Ох! Сабов размахнулся и рассек ему голову. Со стен сыплется туча камней, льется кипяток. В другом месте, из маленьких дверей, на мушкетеров нападает отряд. Копья вонзаются в бока, земля уходит из-под ног, и один за другим мушкетеры скатываются в Саву.
А ускоки? Ползут на животе, в зубах нож, в руках пистолет. Черт возьми! В чаще их жалит змея: это Илия Грегорич стреляет из мушкета.
Половина харамий погибла, но они, черти, продолжают биться. Кровь бросается бану в голову. Он вырывает у трубача трубу и начинает трубить так, что легкие чуть не разрываются, потом выхватывает у Алапича знамя и кричит:
– На штурм! На штурм! Атака! Лумбарды! Но что случилось? Лумбарды молчат. Подлетает на коне раненый Гашо.
– Проклятье! – кричит он. – С горы, из засады, нас опрокинули канониры, мы потеряли пушки.
– В атаку! – прохрипел бан вне себя.
– Vivat banus! – еще раз крикнули солдаты.
– Vivat Хенинг! – отозвались из горного ущелья.
– Помощь, помощь!
Из темного ущелья стремительно неслись неизвестные части.
– Алапич, – воскликнул бан, задрожав, – посмотри! Уж не черти ли это?
– Злодей Амброз нас окружил, – прокричал, подскакивая, запыхавшийся Петричевич.
Сабли звенят, люди стонут, Амброз рубит. Бандериальцы отступают. Вот и ускоки бегут. Им вдогонку летят штирийские всадники (их ведет Степко); бьют, колют, крошат, сметают все на своем пути. Ускоки забрались в мельницы и оттуда сеют смерть среди крестьян, но мельницы начинают пылать.
– Vivat Хенинг! – раздается за селом молодецкий голос. Милич и его друг священник через ущелье обошли гору и ведут новый отряд из Стеневца.
– Пробивайтесь в Загреб! – закричал бан. И пришпорил коня. Но напрасно. Его отбросили. Со всех
