Степко тотчас опустил руку, вспомнив, что не намеревался бранить сына, подвела горячая кровь.
– Стой! – сказал он уже более спокойно. Юноша остановился.
– У меня расчеты с госпожой Грубаровой по поводу самоборских кметов. Я писал ей недавно. Седлай сейчас же коня и отправляйся в Самобор. Покончи с ними непременно и без того не возвращайся! Ступай!
– Иду. До свидания, отец! – ответил молодой человек и вышел.
Как безумный кинулся Павел в лес. Глаза его горели, в висках стучало, а на сердце, казалось, лежал огромный, как гора, камень… Он готов был тут же броситься в пропасть. Рядом, в листве дуба, залился соловей, но Павел даже не услыхал его пения. Вне себя упал он на землю. Попытался собраться с мыслями! Тщетно! В глазах поплыли круги, горло перехватило, голова разрывалась на части. Он прижался лбом к холодной земле. Напрасно! Вскочил и поспешил в замок.
– Коня! – крикнул он. Вскочил на серого и поскакал в лес, точно за ним гнались черти.
Стоял тихий вечер, всюду царило безмолвие. Над густыми ветвями деревьев загоралась звезда за звездой. Все замерло в темном лесу. Лишь ручей журчал да звонко отдавался топот коня. Павел выехал из леса в поле, на дорогу. Над Посавиной бледнело золотистое небо, а на востоке поднималась кровавая луна. Вдруг через дорогу легла длинная тень. И, точно из-под земли, вырос великан. Лунный свет играл на его блестящих бляхах, черные глаза горели необычайным огнем.
– Кто ты, человек божий? – спросил Павел.
– Да поможет вам бог, сударь! Это я, Милош, – ответил великан, опираясь на длинное ружье.
– Ты ли это, Милош! Откуда в такую пору?
– Из Загреба. Солнце меня обмануло, вот и опоздал идучи из Комоговины.
– Ну, как дела дома?
– Родные, слава богу и святому Николе, здоровы, но гонит меня что-то из дому! Пустой он. Нету моей Мары…
Харамия умолк, опустив голову. Может, чтобы скрыть слезу? Бог знает!
– А в Загребе, – промолвил он, пересилив себя, – я наслышался всякого. Заваривается там каша, клянусь звездой. Бунтуют люди из-за какой-то там тяжбы с вашим родителем. Все пошли на совет в ратушу.
– Неужто все?
– Ну да!
– И Крупич?
– Должно быть.
– Послушай меня, Милош, – тихо сказал Павел, – я должен ехать по делу в Самобор.
– И я с вами, можно?
– Нет, один поеду. Вернусь через несколько дней. А ты наведайся в Загреб. Посматривай, что там происходит, особенно возле дома золотых дел мастера, потом обо всем мне расскажешь! Прощай! – И Павел умчался.
– Счастливый путь, сударь! – ответил Милош, глядя ему вслед. – Гм! Черт его знает, этого моего господина! Никогда в жизни не видел такого чудака! Точно волк в лесу одичал.
И великан стал медленно спускаться по лесистому оврагу, напевая жалобную песню – казалось, кровь капля за каплей сочилась из его сердца; постепенно песня замерла в глубине леса.
Кровавый месяц поднимался все выше.
На улицах Загреба ни души.
Сонный привратник отворил Павлу городские ворота, и юноша помчался к Каменным воротам. Стало быть, к тетке на ночлег? Да, но не сразу! Застыли в саду золотых дел мастера цветы, недвижимы деревья, ветерок не дохнет, не шелохнет и хвоинки. Лишь от белого базилика да развесистой липы плывет по воздуху пьянящий запах. За домом повисла луна, разливая по листьям и цветам жидкое серебро, а перед домом простерлась тень. Юноша остановил коня, чтобы поглядеть, где почивает его желанная. Но что там белеет в тени? Не женщина ли? Да, две женщины. Перед домом на скамье в ожидании отца сидит Дора, а рядом на ступеньках прядет Магда. Скоро ли придет отец? Кто знает. Городские старейшины тайно сговариваются о чем-то у судьи. Чу! Что это?
– Господи Иисусе! – вскрикнула Дора, закрыв лицо руками.
Перед ней в черной тени стоял Павел, только голову его озарял лунный свет.
– Дора! Это я! – нежно промолвил юноша, склонив голову перед девушкой.
Магду выдало тяжелое дыхание. Старуха от страха только хлопала глазами да как-то странно покачивала головой.
– Вы? – прошептала наконец старуха. – Милостивый государь! В эту пору? Ради ран Христа! Как с неба свалились! Господи помилуй, я чуть не умерла с перепугу! Не годится это, никак не годится! Ступайте, а не то беда будет! Придет кум… упаси бог и святой Блаж!
– Уходите, господин Павел! – прошептала едва слышно девушка и растерянно подняла руку.
– Дора! – воскликнул Павел, взяв девушку за руку. – Уйти? Могу ли я?
– Ой, ой! Боже, боже! Какой стыд, какой срам! Честь вам и почтение, сударь, когда приходите днем через дверь, да. Но в потемках, через забор, как тать, простите, это грешно и стыдно! Такого права нет в Священном писании даже для господ!
