'Что ж так? Я ничего тебе не сделал.'
Она резко отвернулась, словно чем-то пораженная, и молчала секунд пять или шесть. 'Ты даже не догадываешься, кто я, правда?', спросила она наконец.
Я изучал ее секунду-другую. 'Никогда в жизни тебя не видел.'
Она посмотрела на меня плохим взглядом. 'На поездах меня звали Руби-Вторник. В основном я ездила на южных линиях, но было время, когда я забиралась на север.'
'Руби?' Я впился в нее взглядом, пытаясь разглядеть в ее лице, излучавшем здоровье, тот растрепанный, всклокоченный, мрачный кусок человеческой убогости, который знал многими годами прежде.
'Теперь я Энни', сказала она. 'Я очистилась. Так же, как ты. Единственная разница — я живу чистой уже семь лет, а ты всего только один день.'
Я не мог поверить, что это она, но и не верить ей я тоже не мог. Зачем ей было лгать? 'Что я сделал, чтобы так разозлить тебя?', спросил я. 'Черт побери, я же ездил с тобой, когда ты была с Честером- Насильником. Мы вместе провели хорошее времечко.'
Она уставилась на меня, словно в ошеломлении. 'Ты, что, не помнишь?'
'Не знаю, что ты имеешь в виду, я много чего не помню.'
'Что ж, в следующие несколько недель тебе придется многое вспомнить. Может, и это выскочит.' Она крутнулась на каблуках и пошла прочь.
'Эй, не уходи!', позвал я. 'Я ведь не знаю, где я, к черту, нахожусь! И как мне найти свою келью.'
'Сам смотри за собой', огрызнулась она в ответ. 'Я не намерена крутиться рядом и подтирать тебе задницу!'
За последующие недели я действительно многое припомнил. Днями я скармливал рыбьи головы и потроха собакам — говорили, всего их крутится штук пятьдесят — разносил письма и помогал копать новые нужники. Ночами сидел в своей келье, загороженный от остальных двумя одеялами, что ссудил мне Писцинский, и смотрел на язычок свечи (тоже учтивость Писцинского), пока суть моей жизни исходила из меня пузырями, словно лимфа из панциря раздавленного ногой жука. Не многое из того, что я вспомнил, доставило мне удовольствие. Я видел себя пьянствующим, колющимся, ворующим и предающим. И все это еще до того, как я стал бродягой. Я едва мог выдержать мысли об этом, и, все-таки, я думал только об этом и каждую ночь я погружался в сон только тогда, когда голова ныла от образов истасканной, пьяной жизни, что я вел.
Дни шли, и я познакомился с обыденной жизнью За-Чертой. Каждое утро небольшие группы направлялись вверх по реке рыбачить, или в джунгли собирать ягоды и другое съедобное, каждая в сопровождении горстки собак. Остальные занимались своей работой на дереве и вокруг него. На стороне дерева, обращенной к лесу, сделали расчистку, там готовилась еда — в длинных ямах, выкопанных под открытыми навесами с соломенными крышами. Казалось, среди жителей общность существует лишь в самом малом смысле. Люди были вежливы друг с другом, но в общем держались сами по себе. Если я бродил вокруг в поисках компании, то многие говорили: Привет! и даже называли себя, но никто не приглашал присесть и поболтать, пока как-то вечером я не наткнулся на тощего, беспокойного паренька по имени Бобби Форстедт, который делил келью на пятом этаже с Шарон, светловолосой розовой девушкой, сверху донизу украшенной самодельными татуировками — в основном ругательствами, грубо прорисованными цветами и именами парней.
Узнав, что За-Чертой я новенький, Бобби пригласил меня к себе и стал выкачивать из меня информацию о мире. Я вызвал у него большое разочарование, потому что последние несколько лет не уделял текущим событиям никакого внимания. Я даже не был уверен, кто теперь президент, хотя сказал ему, что, кажется, кто-то из Техаса. Вроде бы, губернатор.
'Буш?' Бобби поднял брови и посмотрел на меня поверх очков в проволочной оправе. Его узкое, костлявое лицо торчало из рамы каштановых локонов, словно лисья морда из изгороди. 'Что-то мне не верится', сказал он. 'Как насчет Гора?'
На это имя у меня никакой звоночек не включился.
'Мать-перемать! Буш!' Казалось, Бобби глубоко задумался, а потом он сказал: 'Должно быть, ты плохо запомнил, мужик.'
'Не знаю', сказал я. 'Наверное. Но сразу после выборов и столкнулся с Кидом Далласом, и он орал: 'Йе-ха!', и все твердил, что выбрали какого-то типа из Техаса.'
'Буш', повторил Бобби и покачал головой, словно эта мысль не вмещалась ему в голову. Он сидел на полу скрестив ноги за столом, который соорудил из пенька; на столе лежал открытый спиральный блокнот, стопки похожих блокнотов лежали в углу кельи, отделенные от стопок обычных книг парой скатанных спальных мешков, в основном это были разлохмаченные издания в мягких обложках. Одну стену занимала нарисованная от руки карта, сконструированная из нескольких десятков листов из блокнота, склеенных вместе липкой лентой. Я спросил, и он сказал, что это карта того, что За-Чертой.
'Наверное, она не точная', сказал он. 'Я просто соединил вместе рассказы всех о том, как они прибыли сюда и где они путешествовали с тех пор, и вот что у меня получилось.' Он скосил на меня глаз. 'А откуда ты приехал?'
'Из Кламат-Фоллс', ответил я. 'Странная штука, но примерно через десять минут мы уже катили через горы. Большие горы.'
'Все видят одно и то же', сказал Бобби. 'Вначале горы и болота. Потом холмы.'
'Хочешь сказать, что каждый, попавший За-Черту, едет по той же стране, независимо от того, где садится?'
'Звучит психовано, да?' Бобби почесал правое колено, торчащее в дыру джинсов. На нем была еще черная майка 'Монстерс Магнет'. Запястье обвивал браслет, сплетенный из светлых волос, которые, как я предположил, принадлежали Шарон. 'Все это место психованное', продолжил он. 'Я здесь уже четыре года и еще не видел ничего имеющего хоть какой-то смысл.'
Под легким нажимом он пустился в краткую лекцию о том, как различные элементы экологии этого места не стыкуются друг с другом, пользуясь при этом терминологией, с которой я в основном не был знаком. 'Вначале, когда я прибыл', говорил он, 'я думал о За-Чертой, как о рае для хобо, понимаешь? Облегченная версия Большой Леденцовой Горы. Все есть, кроме сигаретных деревьев и халявного пива. Но, ты знаешь, что сейчас мне напоминает это место? Оно походит на пейзаж, который какой-нибудь софтверный тип мог написать для компьютерной игры. Поезда и вся эта причудливая фауна… Я был такой зачуханный, когда попал сюда, что даже не задавал вопросов. Но посмотришь внимательно — и находишь все это по-настоящему глупым. Никакой логики. Просто безумная смесь иррациональных предметов. Ландшафт, где можно вести крутую войну или таинственную игру, вроде 'Мист'.'
'Так как ты думаешь, что такое За-Чертой?', спросил я. 'Компьютерная игра?'
'Ну да, почему нет? Только исключительно изощренная игра. А мы действующие лица. Алгоритмы, населенные настоящими игроками.' Он пожал плечами, чтобы подчеркнуть отсутствие ключей к разгадке. 'А ты что сам думаешь?'
'Лучшее, до чего я дошел, что мы мертвецы, а все это — какой-то экзамен.'
'Тогда как отнестись к тому, что люди здесь умирают? И что некоторые путешествуют назад в мир?'
'Я не утверждаю, что знаю, каковы законы пребывания мертвым', ответил я. 'Может, в этом случае все сходится?'
Он посидел секунду, кивнул, потом вскочил и подошел к стопке блокнотов. 'Я хочу, чтобы ты проверил вот это', сказал он, копаясь в стопке. 'Вот!' Он вернулся к столику и сунул мне истрепанный блокнот в красной обложке. 'Прочти, когда найдешь время, и дай знать, что ты думаешь.'
'Я не умею читать', сказал он.
До него дошло только секунды через две. 'У тебя болезнь?'
'Нет, насколько я знаю. Мой папочка тоже не блистал в школе. Я могу написать свое имя, могу складывать и вычитать. И все.'
'Хочешь, я тебя научу.'
