почему он смеется, он, переполненный чувствами – облегчением, надеждой, непрочными ниточками чего-то более глубокого, снова не был уверен, что знает ответ.
ГЛАВА 21
Солнце – огромный, раздувшийся мешок золотого света – медленно ползло к зениту. Над долиной все собирались серые облака. Бехайм и Александра то замолкали, то снова начинали говорить – о том, о сем. Она поносила дневной свет и все, что с ним связано, время от времени испытывая приступы мучительного страха, а он успокаивал ее, рассказывал о том, что успел пережить сам. Они избегали упоминать о том, что произошло в белой комнате, на огромной резной кровати, но те мгновения были сейчас с ними, почти осязаемые, они согревали их беседу, как будто здесь присутствовал кто-то третий, содержавший в себе частички их обоих. Вскоре они услышали, как церковный колокол пробил полдень, и когда затих последний удар, под громадой замка появился человек в черном. Он шел вдоль закруглявшейся стены, потом остановился в ее тени, вглядываясь в ту сторону, где лежал труп компаньонки Золотистой. На нем были брюки, жакет, широкополая шляпа и затемненные очки. Вероятно, выжидает, думал Бехайм, не обнаружит ли свое присутствие какой-нибудь соглядатай, тогда можно будет успеть скрыться в замке не узнанным. Наконец он все же вышел на свет. Бехайму показалась знакомой его походка и то, как он забрасывает левую руку вперед дальше, чем правую, и то, как голова его слегка наклоняется вправо, как бы уравновешивая отмашку левой руки. С каждым шагом в нем проступало все больше знакомых черт. Бехайм, затаив дыхание, что было сил всматривался сквозь траву. Он чувствовал неимоверное напряжение, как будто его сдавливали в тисках. И когда он наконец узнал, кто это, увидел выбивающиеся из-под шляпы белые волосы, различил грубоватые благородные черты лица, то не смог поверить собственным глазам.
– Агенор! – выдохнула Александра. – Это Агенор!
– Нет, – промолвил он, пытаясь отгородиться от очевидного. – Нет, быть этого не может.
Она схватила его за руку.
– Это он! Смотри же! Он!
Агенор остановился метрах в пяти от тела, медленно повернул голову, обводя взглядом лес, – не пошевелится ли кто? Затем извлек из кармана шарф, еще раз оглядевшись, обвязал им голову, закрыв нос и рот, и двинулся к трупу.
– Что ты будешь делать? – прошептала Александра.
– Ничего, – ответил Бехайм, все еще не в состоянии отойти от потрясения. – Доложу о том, что видел, Патриарху. Или это можешь сделать ты. Он ведь тебя послал.
– Этого мало. Нужно, чтобы он признался в убийстве. Иначе он придумает какое-нибудь оправдание тому, что был здесь.
– Что он может придумать?
Но, произнося эти слова, Бехайм понял, что и сам так думает: Агенор сможет выкрутиться. Любая версия, по которой он оказывался убийцей, была уязвима. Бред какой-то, подумал Бехайм. Он не сможет признать его виновным без разбирательства. Но если Агенор на самом деле убийца – а возможность этого приходилось допустить, – то, предоставив ему слово как обвиняемому, он подвергнет себя смертельной опасности. Он был готов к этому, когда подозревал Александру, но Агенор куда более грозный враг, и все приготовления Бехайма – ямы, разбавленное снадобье – теперь казались недостаточными. Что, если у Агенора есть собственный запас зелья?
Александра в ожидании смотрела на него, приковав к себе его взгляд своими блестящими зелеными глазами, но не оказывая никакого психического давления.
– Ладно, – сказал он. – Но держись от него подальше. Если он возьмет надо мной верх, ты останешься единственной свидетельницей. Если нападет – считай, что он виновен, и возвращайся в замок. Понимаешь?
Она кивнула, тронула его за руку – желая удачи, подумал он, поддерживая его. Он почти верил ей.
Поднимаясь из скрывавшей его травы, Бехайм почувствовал себя великаном, высящимся над долиной, лесами и реками, и даже над всей этой кутерьмой вокруг убийства, и лишь перед непроницаемой громадой замка Банат он оставался карликом. Вид Агенора, который, сняв очки, нагнулся над трупом и дергал его за одежду, мало чем отличался от того, что всякий раз представало его взору перед арестом преступника, за миг до момента истины. Старик выглядел беззащитным, маленьким, не подозревающим, что судьба сейчас сомкнет на нем свои челюсти. И видя его таким, чувствуя все это, Бехайм, приближаясь к нему, сказал:
– Хорошо прогуляться в такой денек, правда?
Агенор испуганно вскрикнул, уронил очки и вскочил на ноги. Пару секунд он изумленно смотрел на Бехайма, но затем лицо его расслабилось, прикрывшись маской невозмутимости.
Виновен, решил Бехайм, остановившись метрах в шести. Виновен, как сам черт.
– Мишель! – сказал Агенор. – Странно, что ты здесь. Я полагал, ты все еще занят допросами. А об этом мне рассказала одна служанка. – Он махнул рукой в сторону трупа. – Вот я и решил посмотреть, в чем дело. Разузнать, что тут стряслось. Вероятно, – он наморщил лоб, как будто погрузившись в глубокое раздумье, – это тело компаньонки Золотистой.
– Не пройдет, мой господин, – сказал Бехайм. – Право, не пройдет.
По лицу Агенора пробежала вереница чувств – вызов, ярость, печаль.
– Да, – наконец почти неслышно сказал он. – Наверное, не пройдет.
От ветра высокая трава на лугу заструилась, пошла волнистыми полосами, зашумела, как будто тяжко вздыхая.
Скорбно усмехнувшись, Агенор поднял глаза к солнцу, махнул рукой в его сторону.
– Скажи-ка мне, Мишель, – беззаботно сказал он, – как ты думаешь, сможем мы выносить это ежедневно? Стоит ли это всех наших усилий?
Бехайм не ответил.
Агенор непроизвольно сглотнул, двинув кадыком.
