– Если хочешь, могу свести тебя кое с кем в кинобизнесе. Когда соберусь уходить, напомни, чтоб я оставила свой лос-анджелесский номер.
– Это было бы здорово! Большое спасибо.
– При твоей внешности, – сказала Рита, – я не удивлюсь, если через пару лет уже я буду просить твоего покровительства.
Здесь в разговоре возникла пауза, которую Рита заполнила изучением граффити на стенах кабинки. Справа от головы Ди расположились в ряд восемь нарисованных фломастером рук, большой и указательный пальцы которых были разведены, изображая размеры от совершенно микроскопического до мало-мальски заметного. Под каждым рисунком стояло мужское имя. Марти Касс. Джек Саутер. Клэй Хомански... Кое-кому пришлось немало потрудиться, проверяя эти размеры в натуре, а затем воспроизводя их художественными средствами.
– Ты потрясно танцуешь, – сказала Ди.
– Мне было чем вдохновиться. – Рита провела рукой по ее щеке, и Ди ласково потерлась о ее ладонь.
– Куда там. – Ди взяла ее руку, поцеловала и отпустила, так что теперь они соприкасались лишь кончиками пальцев. – Ты такая живая. Ты самый живой человек в этой толпе. Я поняла это сразу, как увидела тебя идущей к нам через зал. Дело не в том, как ты двигалась, а в тебе самой. И все вокруг на тебя пялились.
– Этим вкрученным козлам все равно на что пялиться, лишь бы оно было с попкой и сиськами.
Возмущение Ди было искренним и до смешного наивным.
– Зачем ты себя принижаешь?! Ты такая красивая!
– Я здесь далеко не первая красавица, – с улыбкой заметила Рита.
Ди не приняла комплимент:
– У меня есть только внешность, но за ней ничего существенного. Я посредственность.
– И каким же образом ты это определила?
– Ну, я просто смотрю на свое лицо... И ничего в нем не вижу.
– В зеркалах искать правду без толку. – Рита поднесла указательный палец к своему правому глазу: – Ее надо искать вот здесь.
Ди, по-прежнему стоя спиной к стене, чуть подалась ей навстречу, глаза в глаза, – и вот она промелькнула вновь, эта вспышка внутри нее, этот луч алмазного света, готовый прорваться наружу.
– Что ты видишь? – спросила Ди.
– Я вижу себя.
Этот ответ сперва озадачил Ди, потом она обиделась:
– Не лги мне.
Рита поймала ее руку:
– Да, я вижу себя, но без всех этих шрамов и старых болячек, которыми наградила меня шлюха- жизнь. – Она поиграла ее пальцами. – Я вижу актрису, которая ждет свою главную роль.
В лице Ди произошла перемена, словно дикая тварь убралась в свою конуру, а она осталась сама по себе – простая девчонка, немного растерянная и встревоженная.
– Ты пришла сюда с Джанин? – спросила Рита.
– Да, но... – Ди покраснела.
– Но вы не близкие подруги?
– Нет. – Она покачала головой с чрезвычайно серьезным видом.
В одной из кабинок шумно спустили воду, и кто-то с чувством сказал:
– Вот дерьмо!..
Рита провела большим пальцем по внутренней стороне ее запястья.
– Я хочу тебя поцеловать, – сказала она и придвинулась ближе; Ди обвила руками ее шею. Хлопнула дверь кабинки, два девичьих голоса зашлись хохотом, звуки которого гулко отразились от стен и бетонного свода. Ди это напрягло, но ненадолго, ибо Рита уже начала собирать с ее губ нектар – сладкую смесь из запахов текилы и зубной пасты. Рите понравилось, как она держит поцелуй, агрессивно работая языком, – дикая тварь пробудилась и начала выползать наружу. Мягко ее отстранив, Ди стянула свою майку. Груди ее были молочно-белыми, довольно крупными и высокими. Рита взяла их в ладони, приподняла и притянула друг к другу, так чтобы она могла одновременно поцеловать оба набухших розовых соска. Ди прошептала: «Боже...» – и запустила пальцы в Ритины волосы.
– Теперь давай ты! – сказала Ди настойчиво. – Я хочу взглянуть на тебя.
Рита выпрямилась, покатала сосок между пальцами и легонько его ущипнула.
– Не торопись, – сказала она. – Когда варишь сладкий сироп, надо дать ему покипеть, чтобы набрал аромат.
Джимми не стал подъезжать к воротам перед домом Борчарда, а оставил фургон в кустах близ лесной дороги, свернув с нее вскоре после того, как миновал развалюху, с прицепленной к стене мишенью. Выбравшись из кабины, он двигался не спеша, проверяя, куда ставит ногу. Под подошвами шуршали опавшие листья, сухие ветки норовили уцепиться за каблук. Освещая путь карманным фонариком, он прошел по дороге в обратную сторону до хижины, к которой еще пришлось продираться сквозь густые
