– Данечка… Как тебе здесь, нравится?
– Ну… Так…
– Я тебя ждала. Ты быстро добрался, молодец!
– Я вообще-то не хотел… Так получилось…
– Ну да, бывает.
– Я уже умер?
– Пока нет…
– Ясно… А зачем все эти, – Даня показал рукой на усачей, – ползут по колючкам?
– Я-то откуда знаю… – пожала плечами Вера, – хотят, вот и ползут. Смешные такие… Вот ты зачем полз?
– Я… Я хотел найти что-нибудь…
– Может быть, это? – Вера показывает ему газовый баллончик от сифона. – Ты же его нашел. – Дерьмо! Да я о таком даже и не мечтал!
– Вот видишь! – смеется Вера, возвращая писателю его находку. – Твоя жизнь оказалась гораздо лучше твоей мечты! Так всегда и бывает, кстати…
– А ты что нашла? Ты же умерла!
– Да, умерла.
– И что там дальше? – Да ничего особенного… Помнишь, я рассказывала тебе про рождественские лампочки и ток?
– Помню.
– Все именно так и есть, я угадала. Только вместо тока – время. И пока ты живешь – время проходит сквозь тебя, ты сопротивляешься ему и светишься. А когда не живешь – уже не проходит.
– Прикольно… – кивает писатель, – слушай, а можно мне назад, а?
– Ты же говорил, что тебе там не нравится…
– Ну мало ли что я говорил! Я вообще много чего говорю…
– Это я уже заметила…
– Так можно или нет?
– Как хочешь, мой герой. Береги себя…
Даню болезненно вырвало остатками желчи. Желтая пена повисла на губе и начала медленно стекать по сломанной ключице на асфальт. Горький, едкий привкус во рту. Он по-прежнему лежит рядом с «Аквариумом». Мимо писателя прополз куда-то по своим делам большой майский жук. Майский жук в сентябре? Какая разница… Левая половина тела писателя постепенно холодела – Даня чувствовал, как жизненное тепло все еще билось за право обладания линией позвоночника, но уже было готово капитулировать перед ледяной решимостью ночного асфальта. Даню снова вырвало. Каждый новый спазм не только не приносил облегчения – блевать давно уже было нечем – но пронзал все тело резкой, сухой молнией боли. Писатель неудачно пошевелился: острые камни и осколки битого стекла впились в левую щеку. Желто-красная нить рвоты потянулась к объемным белым буквам, валяющимся на асфальте. Детский набор для изучения алфавита, перепачканный в желчи. Батарейки, бутылки, пустые пачки из-под сигарет. Детали конструктора. Он лежит на свалке. Мелко трясется от смешанных судорог лихорадки и рвоты. Даня попытался было встать, но тут же рухнул обратно: в глазах потемнело, изображение свернулось в горизонтальную линию, затем сжалось в ослепительно яркую точку, и, наконец, исчезло совсем, прихватив вместе с собой слух.
«NOT ENOUGH SYSTEM RESOURCES» PLEASE STANDBY
Когда Даня снова открыл глаза – перед его лицом стояли две пары кроссовок: Nike и Puma. Писатель никогда еще не видел чужих кроссовок в таком необычном ракурсе.
– Вот дебил! Весь в блевотине! – сухо заметили Nike.
Кто-то тронул Даню за плечо:
– Эй, дружище, ты так себе почки отморозишь! Вставай!
Писателю очень не хотелось, чтобы его сейчас беспокоили – лежать ему уже нравилось. И даже кроссовки ему нравились, особенно Nike – у них в подошве были симпатичные тонкие трещинки, в которые набилась земля.
– Да какой вставай – не видишь, он сдохнет сейчас!
– Давай его в парадняк хотя бы отнесем? – предложили Puma. – А то кинется прямо здесь, а нам потом разбираться.
Повисла долгая пауза.
– Хватайся за ноги! – ответили наконец Nike…
– Э, вы куда его тащите? – услышал Даня голос Риты. – Мы… Эээ…
– Валите отсюда! – Рита помахала в сторону пистолетом.
Puma и Nike спешно ретировались.
Рита подходит к Дане и садится рядом с ним на корточки. Прикладывает холодный ствол к его губам, ведет вдоль неровной линии, разделяющей их:
