– И с кошкой! – говорит Яночка. – С телевизором и с кошкой… Сидни, почеши мне, пожалуйста, спинку… Знаешь, Киске очень нужен хозяин. Она так устала быть бездомной.
– Я твой хозяин, Киска.
– Да, но ты ведь скоро снова улетишь. Ты должен найти Киске нового хозяина, который будет гладить ее, чесать спинку и животик, целовать лапки. Он будет покупать ей вкусный корм из ягнятины и завязывать разноцветные ленточки на шее… А ты сможешь иногда приезжать и забирать Киску на выходные…
Анечка теребит две сережки в ухе. Я знаю, что ничего хорошего это не предвещает – последний раз, когда она делала так, папашина бутылка с клюквенной наливкой полетела о стену, и там надолго осталось красное пятно в форме кричащего женского лица со вздыбленными волосами. Следом в ход пошли и цветочные горшки: когда Рита вызвала милицию, пол у нас был покрыт ровным слоем утоптанной земли с вкраплениями глиняных черепков.
– А во время течки Киска будет жутко вопить, и в нее придется кидаться тапком, – холодно говорит Анечка, – готовься, толстячок…
– Не придется, – говорит Сидней, – я уверен, Киска приятно мяукает. Киска вообще очень приятная и смешная. Я помню, когда показывали программу про визажистов, она сразу говорила, что хочет стать визажистом. А потом она еще хотела быть гонщиком «Формулы-1», парикмахером, художницей, охотницей на вампиров, хакером, стеклодувом и режиссером фильмов ужасов.
– Еще я хотела быть великой теннисисткой! Мне очень нравились белые юбочки, в которых в теннис играют. Я тоже хотела в такой бегать.
– Киска, ты вообще балласт, – говорит Анечка, – балласт и баланс.
– А по-моему, я шикарная Киска! Особенно когда веселая. Но сейчас великая скука поглотила меня, а Рита куда-то пропала вместе с вином… Сидни, пузатка, чеши пониже… Еще чуть-чуть… Да, вот здесь…
– Киска, ты становишься похожей на Риту, – раздраженно говорит Анечка, закуривая новую сигарету, – а ее еще в школе считали самой большой шлюхой. Ты знаешь, что ее выгнали с выпускного вечера за то, что она пришла туда голой? Ну, не совсем голой – две трети ее кожи было обклеено такими маленькими зелеными ценниками… Нет, я правда не понимаю, чего с ней так все носятся?! – Анечка сплевывает в стеклянную банку, которая служит ей пепельницей, – тоже мне, женщина с отчаянной судьбой… Просто мужчины тупые, всегда ведутся на шлюх. Мужчины вообще мерзкие и отвратительные! От них нужно брать все, что только можно, и делать пакости, чтобы они поняли, что они никто! Неизвестно еще чем они там занимаются своим мерзким телом!
– Ого… – улыбается Сидней, – наболело? Анечка, знаешь, ты даже само слово «мужчина» произносишь с придыханием, совсем как старушка в той рекламе Irn Bru… Ну почему ты нас так ненавидишь?
– Да потому что я умная!
– Умная? Хорошо… Умножь тогда в уме восемь на девятнадцать!
– Восемь на… Отстань! Нет, ты смеешься, толстячок, а я даже тебя с трудом переношу, просто привыкла уже… Я уверена, это мужчины во всем виноваты! Рита – очень хороший пример: она с вами слишком много общалась и в итоге сошла с ума. Сид, ты же слышал всю ту фигню, с которой у нее все началось два года назад? Ну, про то, что скоро Земля превратится в большую фасолину, и прочую чушь? Так эта бредятина была солидной жизненной позицией, исполненной кристальнейшей логики по сравнению с тем, что у нее сейчас в голове. И на Тиму вон посмотри: он уже полгода ни с кем не разговаривает, кроме нее… Тим, когда у вас там переход в четвертое измерение запланирован, а?
– Сегодня, – отвечаю я. Анечка разводит в стороны руками:
– Без комментариев…
– Не знаю, – говорит Яночка, – а по-моему, Рита просто несчастная и обиженная на весь мир, потому что она, скорее всего, не сможет иметь детей.
Выключенный телевизор в моей комнате устало хрустит пластиком, как он обычно делает только ночью. Standby – глаз красного огонька в темноте бетонной коробки.
– А она разве не может иметь детей? – спрашивает Сидней.
– Сид, у нее месячные раз в три месяца. А если она спит на боку – у нее потом синяки от ребер остаются… И еще ей почему-то кажется, что она некрасивая, поэтому она так любит все эти свои проституционные сапоги и косметику. И ринопластику она поэтому сделала.
– А по-моему, вы просто маленькие сплетницы, – говорит Сидней, – маленькие и злые. Вас нужно посадить под стеклянный купол посреди пустыни Гоби, чтобы вы там на пару генерировали мировое зло и никому не мешали жить.
– Сид, ты странный, – говорит Анечка, – уж кто-кто, а ты должен понимать, что она шлюха. У нее даже друзей нет, одни только любовники.
– Ну, любовник – это тоже неплохо.
– Нет, любовник – это не то. Легко можно найти идиота, который тебя будет терпеть. С друзьями сложнее. Да ее как-то раз дельфин в дельфинарии хотел изнасиловать; даже дельфин не захотел с ней дружить!
– Как же она это поняла? Ну, что он хотел?
– Сид, если бы тебя захотел изнасиловать дельфин, ты бы сразу это понял… – говорит Рита.
– Ритка! – кричит Яночка. – Рита вернулась!
Рита протягивает Сиднею двухлитровую пластиковую бутылку с вином, а сама небрежно проводит взглядом по веранде, будто бы видит ее в первый раз, хотя я чувствую нити внимания, струящиеся из ее глаз, благодаря которым она замечает каждый новый предмет, каждую изменившуюся деталь обстановки. Рита поднимает глаза и точно так же осматривает всех нас.
– Там очень холодно, – говорит она, – первая холодная ночь этой осенью…
– А почему ты мокрая? – спрашивает Анечка. – Что ты делала на улице? Ты же в подвал вроде
