заводом, поднимались крупные клубы дыма. «Горшки, чиню горшки!» — голосил лудильщик. Кучка уличных прокаженных в красных шапках и серых плащах проплелась мимо с чашками для подаяний.
— Мне надо выпить, — заявил Келли. — Немедленно. — И, между прочим, прошло уже немало часов с тех пор, как он последний раз ел.
Неподалеку от Дома Трех Страусов алхимики нашли трактир с пивной под названием «Золотой вол». Они вошли, уселись на грубую скамью у длинного стола и больше не произнесли ни слова, пока служанка не принесла им пива в оловянных кружках.
— Мы определенно должны как можно скорее делать отсюда ноги!
Келли медленно глотнул пива, сваренного в императорской пивоварне. Сейчас в «Золотом воле» подавали только один сорт — «Крушовице». Как бы алхимик ни ненавидел Рудольфа, сейчас ему было наплевать, даже если в кружке плескалась императорская моча — пусть бы она только была сброжена. Сейчас Келли просто хотелось стать пьяным и счастливым. Однако, как в подобных обстоятельствах часто случается, он пил и пил, да еще на пустой желудок, но никогда за всю свою несчастную жизнь не чувствовал себя трезвее.
— Пойми, Джон, здесь нам конец. Одно дело — сотворить золото из какой-нибудь железки. Прокипятишь ее хорошенько, добавишь капельку ртути — вот тебе золото, держи и больше не теряй. Однако, мой друг… — Келли запрокинул голову и осушил кружку, — вечная жизнь — это вне моей компетенции.
— Ты совершенно прав, мастер Эдвард. Мы можем вылечить желудочную малярию очищенным корнем имбиря, лихорадку — окопником, сифилис — малыми дозами ртути. Рвота, понос, противоестественное опорожнение кишечника и мочевого пузыря — все это нам подвластно. Но что касается звезд в небе, то здесь каждому назначен свой срок, что бы мы там ни делали.
— Некоторые сроки порой сокращаются, Джон. Наш отныне ограничен семью месяцами.
— Проклятье, чего ради мы вообще сюда притащились?
— Ради денег, Джон, ради денег. У нас их нет. Ты вот служишь-служишь королеве, а все равно сидишь без гроша за душой… Можно мне еще кружку? Как думаешь, смогу я напиться, остаться пьяным, прожить пьяным и умереть пьяным? Господи, прости меня и помилуй!
— Тихо. Будь мужчиной.
— Лучше быть мышкой, Джон. Вот бы я смог стать мышкой.
— Я видел что-то вроде целого моря стекла, смешанного с огнем, пока он говорил.
— Ты видел картинки из Библии, Джон, а я видел петлю палача. Монета и Голова как-то отправились в город. Монета не вернулась, а бедная Голова упала с плеч.
— Все верно, друг мой Эдвард, все верно. Без одного у нас не будет и другого.
К этому времени трактир начал наполняться людьми, что приходили сюда пополдничать. Несколько малопривлекательных проституток в красных нижних юбках болтались у двери. Келли они показались королевами в придворных нарядах. Женщины, услада его жизни. Запахи хлеба, жарящегося в жире, домашней и дикой птицы, варящейся в больших котлах, и кусков баранины, вращающихся на вертелах, вконец его одолели. Как он мог оставить такой славный мир у себя за спиной?
— Мои чулки за перепела с жареным хлебом, Джон.
Ди подался вперед и негромко заговорил:
— Мы отбудем под покровом ночи.
— Думаю, нет. Вон, смотри… — Келли указал на стол у них за спиной.
— О господи… — Ди понурил голову. — Подлые шпионы.
Пара словенских стражников сверлила их огненными взорами.
Келли зарыдал. А Ди, не поднимая головы, буркнул:
— Все кончено.
— Добрый день. Йоханнес Кеплер вас приветствует, — рядом с двумя алхимиками возникла ходячая жердь, одетая человеком.
Келли повернулся и поднял взгляд.
— День сегодня просто ужасный.
— Помощник астронома к вашим услугам.
— Никакой астрономической помощи нам не требуется, — отозвался Келли, чье лицо по-прежнему было в слезах.
— Нет-нет, пожалуйста, садитесь, — куда более любезно предложил Ди.
Вблизи, различил Келли, Кеплер был похож на одну из марионеток, которых так любят чехи, — курносый нос, большие яркие глаза и необыкновенно подвижный рот.
— Мы скоро умрем, — сообщил молодому человеку Келли. — Это может быть заразно.
— Да-да, понятно. — Кеплер сочувственно закивал головой, садясь на скамью рядом с Келли.
С улицы донесся звон колокольчика.
— А это еще что? — спросил Келли.
— Это Карел, — ответил Кеплер. — Простите, но я вас ненадолго покину.
Минуту спустя Кеплер вернулся, неся на руках безногого мужчину. Затем он усадил его на скамью.
— Старьевщик Карел Войтек к вашим услугам, — радостно сказал Карел.
Келли с прищуром взглянул на калеку.
— Скоро вам придется нас на телеге увозить.
— Не стоит так печалиться, — Карел помахал служанке. Та подошла. Не девушка, но еще и не старая карга.
— Как вас зовут, прекрасная дама? — спросил Келли по-немецки. Он уже выяснил, что все чехи говорят на немецком. Они терпеть этого не могли, но им приходилось.
— Как ты в такое время можешь думать о женщинах? — прошипел ему Ди.
— Джон, я буду думать о них даже на смертном одре.
Кеплер и Карел заказали колбаски с капустой и яблочные кнедлики. Ди и Келли сосредоточились на своих пустых кружках. Когда еду принесли на деревянных подносах с ножами, алхимики дружно отвернулись.
— По пути в город у нас что-то пропал аппетит… — Келли подумал, что вот-вот хлопнется в обморок от аромата еды.
Кеплер сунул руку в кошелек у себя на поясе, достал оттуда монету, поднял ее повыше, а затем передал Ди:
— Император мне сегодня заплатил. Случай столь редкий, что его, при всем уважении к коронованной особе, следует непременно отметить.
Ди взглянул на грубую деревянную столешницу. Кто-то вырезал там инициалы «Д. К.»
— Я лютеранин, — сказал Кеплер, — а потому сам толкую Библию. Позвольте мне поделиться с вами частью полученных таким образом знаний. Господь говорит, что мы должны есть и пить.
— Ну, раз Господь говорит… — протянул Келли.
— Эдвард, — предостерег его Ди, одновременно отвешивая ему под столом крепкого пинка.
— Но, Джон, — уперся Келли, — не можем же мы идти против воли Божьей.
— А я католик, — признался Карел, — но совершенно согласен с вышесказанным. Знай я латынь, я бы даже указал стих и строку.
— Знай ты латынь, ты был бы монахом или священником. — Кеплер подозвал служанку, и Келли и Ди заказали себе колбаски с капустой.
— Никто в городе не завидует вашей задаче, — сказал Карел, пока алхимики набивали себе желудки.
— Так вы знаете рабби Ливо? — спросил Кеплер у Ди. — Вы упомянули о нем при дворе.
— Только понаслышке, — ответил Ди. — Меня очень интересует Каббала.
— А по-моему, — заявил Келли, — мистицизм во всех религиях одинаков.
— Я бы лучше об этом помолчал, потому что именно за эту самую идею в Риме сожгли Бруно.
— Не стоит говорить об огне. Еще по одной? — радостно предложил Карел.
— Ох, горе мне, горе, — простонал Келли. — Бедный Бруно… нас ждет твоя участь.
