оставался чем-то вроде хобби. В его эпоху различные оккультные практики составляли неотъемлемую часть увлечений любого ученого. Он располагал крупнейшей в Англии библиотекой, был придворным интеллектуалом, страстным любителем головоломок и шифров, а также дилетантом в области магии. По слухам, именно Ди выяснил, что испанцы намереваются сжечь Одденский лес — ту самую древесину, которую британцы собирались использовать для постройки своего флота. Своевременно переданная королеве, эта весточка спасла лес, тот спас доски, те спасли флот, который затем вышел в море, чтобы разгромить великую Испанскую Армаду. Далее, пользуясь своими астрологическими талантами, он предсказал непогоду в тот самый день, когда испанцев разбросал шторм. Таким образом, без преувеличения можно было сказать, что именно Джон Ди тогда спас положение. И хотя по натуре Ди хвастуном не был, он снискал себе куда большее уважение в делах «плаща и кинжала», нежели в том, чему он непосредственно обучался.
Теперь же, брошенный королевой на произвол судьбы, оказавшийся вдали от дома, пойманный в ловушку, коей была лаборатория Пороховой башни и роль главного алхимика, занятого получением эликсира вечной жизни, этот уважаемый джентльмен вынужден был использовать всю свою хитрость и изобретательность для того, чтобы попросту спасти свою жизнь. К счастью, Пороховая башня привлекала любителей поболтать. Каждый житель славного города Праги, который хоть что-то из себя значил, считал своим долгом зайти, взглянуть, предложить совет и провести какое-то время в бесцельном разговоре о колбах и пробирках. Карел регулярно пристраивался в самом теплом уголке и посылал оттуда за пивом в «Золотой вол». Кеплер и Браге забредали по утрам после целой ночи наблюдения за звездами. Для Кеплера, который был не слишком счастлив со своей женой и предпочитал спать где угодно, только не в супружеской спальне, башня вообще стала вторым домом. Писторий, исповедник; Кратон, второй после Киракоса придворный лекарь; Румпф, советник — все они любили осчастливливать лабораторию своими прославленными персонами. Даже Розенберг, хозяин дома, где проживали Келли и Ди, имел обыкновение заглянуть, когда дела при дворе шли вяло (а так они, как вскоре выяснилось, шли каждое утро), чтобы рассказать алхимикам про действие жидкой мази для усиления мужской силы, которую они ему прописали. Неизменно дружелюбный Вацлав привел туда своего сына Иржи, весьма многообещающего ребенка, познакомил его с алхимиками и попросил их оставить свои автографы в тетрадке, куда он записывал цитаты из прочтенных им книг, свои повседневные мысли, всякие важные вещи.
— А как именно Киракос играет в шахматы? — с деланной небрежностью спросил как-то Ди у Браге, склоняя свой стройный стан над кипящим сосудом. В сосуде не было ничего, кроме воды и куска пирита. Предполагалось, что это была «кальцинато», третья стадия алхимического процесса — нагрев при высокой температуре для производства определенных перемен, а именно — очищения камня. Браге, Йепп и Кеплер собрались в кружок возле большого сосуда с водой со здоровенным куском руды в самом его центре. Уже пропустив по несколько кружек, в темпе доставленных из «Золотого вола», они с ученым видом прикидывали вес каменюги, ничуть не заботясь о его свойствах или магическом потенциале. Подносчики дров, как всегда, деловито сгружали древесину на место для последующего насыщения вечно пылающего очага. Келли, позер просто исключительный, сидел за столом и читал «Книгу любовника» Раймунда Луллия. Его никак нельзя было отвлекать. В помещении, по правде говоря, было довольно людно.
— Киракос играет по-арабски, — ответил Браге со своего крестообразного стульчика, который он складывал и таскал с собой. Затем астроном потянулся к своему гульфику, где он часто носил фамильные драгоценности и прочие ценные вещи, достал оттуда маленькую золотую коробочку, с гордым видом ее раскрыл и прихватил щепотку индийского листа, смешанного с чем-то, что было приятно нюхнуть. Как Браге умудрялся проделывать такой фокус со своими остатками носа? Ди уже много раз задавался этим вопросом. Более того, при этом от астронома доносились такие звуки, какие обычно производит свинья, роющаяся в поисках трюфелей. Келли соглашался с тем, что табак составляет подлинную страсть для тех, кто может его себе позволить. Браге же утверждал, что ничто другое так не просветляет разум.
Ди бросил немного меди в сосуд с кипятящимся пиритом, чтобы зачернить содержимое. Медь принадлежала Венере. Затем, сняв с полки накрытую крышкой банку, на которой красовался мужчина с головой льва, он взял оттуда ложку розмарина.
— Что это вы туда добавляете? — поинтересовался Браге. — Похоже на розмарин. Вы, часом, не суп из репы готовите?
— Я добавил толченый рог носорога, — ответил Ди. — Весьма эффективное средство.
— Для чего? — скептически спросил Кеплер.
— Для всего, что вам только в голову придет, — непринужденно ответил Ди.
— Я слышал, — вставил Браге, — что рог носорога хорош для исполнения супружеских обязанностей.
— Очень может быть, — отозвался Кеплер. — Если вы носорог и вдобавок женаты.
— Так каков, вы говорите, стиль игры Киракоса? — настойчиво продолжил выяснять Ди.
— Он охраняет своего ферзя еще более рьяно, чем короля, использует коней, пока у них бока не запарятся, с легкостью жертвует пешек. Слишком уж с большой легкостью. Киракос не знает, что ему делать со своими слонами, тогда как с ладьями он большой мастак — они у него отважно охраняют форт.
Ди пошел проверить перегонные кубы, сосуды с круглыми, как у луковицы, донцами и лебедиными шейками, используемые для дистилляции. В эти сосуды они с Келли налили собственную мочу.
— Но Киракос, конечно же, не араб, — небрежно добавил он.
— Вообще-то нет, доктор Ди, — ответил Браге. — Его обратили в рабство и привезли в Стамбул. Турки завоевали его страну, покорили его народ, и Киракос их пуще самого дьявола ненавидит.
— Откуда вы знаете?
— Как же ему их не ненавидеть? — резонно ответил вопросом на вопрос Браге.
Ди не на шутку боялся за ножки стульчика, на котором сидел Браге. Йепп что-то вынюхивал по лаборатории. Кеплер стоял у окна. Даже когда никаких звезд в небе не наблюдалось, он все равно не мог удержаться от его изучения.
— Он говорит, что ненавидит только одно — турков.
— Возможно, он слишком громко протестует.
Браге понюхал воздух:
— Что-то здесь дьявольски воняет мочой.
— Вечная жизнь, — заметил Келли, отрываясь от книги, — часто пахнет плесенью.
Йепп шарил по сосудам, что стояли прямо на полу. Открыл крышку одного, сунул туда палец, попробовал.
— Осторожно, Йепп, — сказал Ди. — Там везде уйма ядов, снадобий и сильнодействующих веществ. Вы только что открыли банку с мышьяком.
— На вкус он совсем как мука.
— На вкус он и должен быть совсем как мука, — сказал Ди.
— Йепп, — укорил карлика Браге.
— Я уже заметил, что Киракос не любит навещать нашу лабораторию. Похоже, он является сюда лишь по официальным поводам, вместе с императором.
— По утрам, доктор Ди, — сказал Браге, — доктор Киракос испытывает недомогание. Усталый от предыдущего вечера, он отдыхает. Подобно Ною, его армянскому предку, он неравнодушен к вину.
— Мусульманам запрещено пить.
— Да, но ведь он сейчас в Праге. Как в Праге не пить? Кроме того, он христианской крови, а значит, может напиваться до положения риз, если ему так нравится.
— Я слышал, Киракос маг, — сказал Карел. — Один из прислужников дьявола. У него в спальне есть волшебная палочка.
— В самом деле? — откликнулся Келли. — Как интересно.
— А еще у него есть ковер-самолет и особая лампа, которая, если в нее налить масла, видения создает.
Еще у Киракоса также была особая кровать, привезенная из Египта, больше похожая на длинный стул с подголовником, чем на кровать, обтянутая тонким бархатом цвета засохшей крови. Лекарь пристраивался на нее всякий раз, как выпадала свободная минутка, а сегодня он определенно не мог придумать ничего
