чудилось, отстранённо, но он от моего взгляда вздрогнул! И в эту секунду послышался звук кавалерийской трубы.
Мы повернули головы к воротам.
– Алле хагель! – негромко сказал Готлиб. – Да здравствует его величество король.
– В каком смысле? – спросил пьяненький прокурор.
В ворота внеслись четверо всадников. Один в форме королевской егерской почты. Двое в форме офицеров кавалерии. И один в такой родной, привычно-знакомой форме Робертсона.
– Радуйся, – сказал я прокурору. – Сегодня ты триумфатор.
– В каком смысле?
– Сейчас узнаешь. Идём.
И мы поспешили пробраться к помосту.
– Кто из присутствующих здесь – прокурор? – спросил почтальон.
– Я, – ответил прокурор и, покачнувшись, шагнул.
– Приказано огласить вслух, – сообщил ему егерь и подал свиток с небольшой алой печатью.
Прокурор снял печать, развернул послание. И, в гробовой тишине, выхватывая фразы, стал громко читать:
– Английскому моряку!… Бэну Бэнсону!… Объявляется полное прощение за всё сделанное им!… Утверждается полная свобода воли и действий!… Король Георг Третий…
Словно пушечный выстрел ударил над плацем крик шалый и яростный. Толпа визжала, орала, качалась в давке.
– Готлиб! – нашёл я его взглядом. – Портфунт с серебром с тобой?
– Здесь!
– Давай!
И, выхватив у него тяжёлый портфунт, я вскочил на непригодившийся эшафот. Растянув шнур, схватил руку Бэнсона и насыпал в неё холм из шиллингов.
– Бросай! – сказал я ему.
– Куда? – не понял он.
– Они пришли посмотреть на смерть, а смерти нет. От чего они теперь орут? От радости или разочарованья? Не будем гадать, пусть орут только от радости. Бросай!
И Бэнсон, широко размахнувшись, облил толпу серебряным коротким дождём. В первый раз мало кто понял, но, когда я вновь наполнил ему пригоршни, все дружно, пытаясь поймать блескучего мотылька, вскинули руки вверх. Настоящее, полновесное серебро летело к воющей от восторга толпе, и я видел, что некоторые солдаты едва сдерживают себя, чтобы не наклониться и не поднять монеты, катящиеся к их ногам.
– Ещё по кружечке выпьем? – доверительно сказал я прокурору. – За твой триумф.
– А это триумф?
– А ты не слышишь?
Мы не прошли бы сквозь воющую толпу, если бы Бэнсон не воспользовался приёмом, отлично сработавшим у него в индийской таверне, где Стоун набирал моряков. Швыряя монеты влево и вправо, он заставлял людей бросаться в сторону, освобождая таким образом нам коридор (только в Мадрасе он оперировал не монетами, а вином).
Дошли до карет. Я вытянул из руки прокурора лист с помилованием. Сказал:
– Не только немую из Эксетера. Но и ораторствующего из Плимута. Будь здоров.
Бэнсон и я сели к Симонии. Если даже предположить нечеловеческие отчаяние или ярость – Дюк в королевскую карету стрелять не прикажет.
Круто заворачивая лошадей, выехали, выехали, выехали из казарм!
Скачку врубили бешеную. Спустя неполные десять минут были во дворе дома Сиденгама. Все вышли из карет. Я шагнул к Бэнсону, крепко обнял.
– Всё. Теперь Алис будет рада!
– Как они?
– Да скоро Алис и Томик сами тебе всё расскажут.
– Он уже говорит?!
– Да, немного.
Через час собрались все.
– Никто не гнался, – сообщил Робин. – Так что твой горох не понадобился.
– Мой горох? – не понимая, переспросил Бэнсон.
И Робин, глядя ему прямо в глаза, протянул сундучок. Бэнсон прижал его к груди, раскрыл.
– Привет, – сказал он в квадратное деревянное чрево.
И, достав, показал мне синеватого железного паука с четырьмя острыми ножками-шипами.
– Как всё хорошо. Кузнец просил вернуть после использования, чтобы в подковы перековать.
– Теперь вернёшь.
– Слушай, Том, – сказал он, закрывая сундучок. – Я сокровища Люпуса отыскал. Теперь нужно как можно скорей привезти в «Девять звёзд» кого-то из Серых братьев.
Глава 7
«Манера жить»
Джек, сосредоточенно оттопырив нижнюю губу, набрал в карман денег и отправился в город. Вместе с ним пошёл Ярослав. Это было понятно: приехать в Плимут и не повидать Плимута – по отношению к судьбе в известной степени расточительно.
Почти сразу после их ухода появился Робин и его люди.
Робин поискал глазами Джека. Я сообщил, где он. Тогда Робин подошёл ко мне и сказал:
– Успели вовремя. Мы были уже на стене, когда королевский егерь привёз письмо. Я не стал бежать к вам, чтобы сообщить обстановку, поскольку пробегать пришлось бы мимо бочонка с порохом, который уже приготовили к взрыву. Вот так и решили – начать без вашей команды, подчиняясь прихоти обстановки.
– Но как поднялись на стену? Пошоттер ведь наверняка караул выставил?
– Именно так. Но если караул не поддерживается стрелками в засаде, – он ничтожен. Как раз караул менялся, пришлось ждать, когда старая смена утопает. Потом действовали примитивно. Положили караульных, связали. Ввезли в цейхгауз. Наши двое переоделись и встали с мушкетами у ворот. Остальные положили интенданта с помощником, связали. Всё. Стена наша.
– Молодцы! – горячо-одобрительно сказал я и крепко пожал ему руку. – Я восхищаюсь вашей работой. К слову сказать, я с высшим уважением относился к вам и прежде, слушая рассказ Бэнсона о том,