Я, книг и манускриптов вождь. Ты — с дикой силой авиации Меня разишь, свиреп и дик, Но тайной чарой стилизации Я трижды изменяю лик. Ты — резкой дланью электричества Проникнешь ли в глухой альков, Где панцирь моего владычества — Святая пыль святых веков; Где, как вассал пред королевою, Склоняюсь я в венке из звезд, Где сатане творю я левою, А правою — могучий крест, Где, кудри русые иль черные На седину переменив, Найду в листах мечтой упорною Я Пушкинский иероглиф. Дано судьбою мне печаль нести И песнь с востока на закат. Над башнею оригинальности Мое лицо, как циферблат. И ты, кто родствен с бурей, с птицами, Следи зрачками вещих глаз, Как на часах в ночи ресницами Я укажу мой смертный час. Лирик
Бросайтесь в Ниагару потому, что это обыкновенно, Потому, что ступенится площадь домами. Вы слышите: из-за угла воет надменно Огромный аэро с кометистыми хвостами. Громоздится вскрик у руля высоты, Спрыгивает похоть в экстазе, У нее моторы прыгают в каждой фразе, Она оплевывает романтику и цветы. И в ее громоздкий живот запрячусь я на ночь, Что уррра с новой мощью поутру кричать. А нас каждого зовут Иван Иваныч, И у каждого на глазу бельмится мать. Вы умеете только говорить по телефону, А никто не попробует по телефону ездить, Обмотайтесь, как шарфом, моим гаерским стоном. Вы, умеющие любовниц только напоказ созвездить! Члены Армии Спасения приближаются и пробуют задержать Лирика, но он — такой большой, колоссальный, легко расшвыривает их. Аэро, о котором говорил лирик, близко. Оно огромное, под стать лирику. Вырвавшись от назойливцев, лирик вскакивает в аэро и поднимается. Немедленно целые отряды жандармских аэро нападают на лирика, но он крошит врагов, и получается дождь падающих аэропланов.
Ведь если меня хотят схватить городовые, Так это пустяки. До свиданья. Тра-та-та-ту! Тра-та-та-ту! Носите на душах мои пощечины огневые До нового плевка на Кузнецком Мосту. Улетает.
Улица. Быстрая смена дневных реклам. Ближний дом с незакрытой передней стеной: все квартиры видны. Улица всё время дрожит, точно на нее смотрят в бинокль, перевертывая его, — она то страшно увеличивается, то ребячески уменьшается.
Влюбленный
Снова одинок… Снова в толпе с ней… Снова полосую воздух широкобокими криками, как плетью. Над танцем экипажей прыгают, с песней, Негнущаяся ночь и одноглазый ветер. Равнодушная
Загоревшие от холода дома и лысина небесная… Вывесочная татуировка на небоскребной щеке… Месяц огненной саламандрой взлез, но я Свой обугленный зов крепко зажала в руке.
