V
Действительно ли я видел Луи в тот вечер? Что он делал на Миланской площади? Я вновь прокручивал перед глазами появление тени, силуэта, его быстрое исчезновение за деревьями. Это точно был он, я уже не сомневался. Могла ли Анна подтвердить, что в тот вечер он выходил на улицу и бродил в тех злачных местах? Площадь и холм находятся по соседству с Уши, требуется лишь несколько минут, чтобы добраться от квартиры Анны до площади и незамеченным вернуться обратно. Челночный бег между домом и преисподней. Знала ли об этом Анна? Конечно. Могла ли она отрицать то, что это был именно Луи? А может быть, она сама подтолкнула его на эти похождения. Он должен был вернуться домой нервным, возбужденным, и когда она, улыбаясь, приблизилась к нему, ей, наверное, хватило одного лишь прикосновения пальцем, и он бросился на нее. Он вознаградил ее, она пользовалась им часами…
Как видим, все осложнилось, благодаря глупой случайности, инфернальному характеру Луи и той свободе, которую ему предоставляла Анна.
В полдень, когда я сидел дома, пытаясь работать, то есть открывал и закрывал тетради и спрашивал себя, не настало ли время пройтись, мне позвонила Анна, заявившая, что Луи стал «невозможен» и что она больше не способна «держать фасон».
– Он бьет меня, – призналась она.
– Да ну?
– Да. Он бьет меня. Когда Патрик здесь, он не решается. Но когда Патрик уехал на неделю в Базель… Вот и вчера. Ты не можешь обо всем знать. Я попыталась помешать ему выйти, он двинул мне. Ногой, кулаками. Подбил глаз и рассек бровь.
Бешеная лиса, да, пастор Муари был прав. Все начиналось сначала. Я тоже почувствовал, что Луи стал более жестоким, жестокость скрывалась под его внешней мягкостью и молчаливостью.
– Он ужасен, – продолжала Анна, – Впрочем, ты сам видел. Он шляется возле Миланской площади. Тебе-то кажется это нормальным, мой бедный Александр. Ты не изменился. Но Луи. Ему едва исполнилось четырнадцать, ты же понимаешь. Он исчезает, возвращается далеко за полночь…
– Наркотики? – спросил я глупо.
– Нет-нет. Ты прекрасно знаешь. Он целуется. Время от времени целуется с теми типами. Меня это бесит.
Да, именно так. С типами.
– Откуда ты знаешь, что с ними?
– Он сам мне говорит. Он этим хвастается, маленький негодяй. Ты не можешь знать, как это…
– А что еще он говорит?
– Ничего. Намеки. Или угрожает. Время от времени кое-что уточняет.
– Уточняет?
Я почувствовал, как воспламеняюсь. Господь любит меня. Дьявол показывал мне кончик уха. Поле игры открывалось для меня. Решительно, все шло к тому, чего и следовало ожидать. Игра и внимание свыше. Спасибо, Господи!
– Это отвратительно, – продолжала Анна. – Он ходит к старику.
– Старику? И что он там делает?
– Они… они мастурбируют.
Луи, окруженный запахом серы. Ликование.
– Откуда ты знаешь?
– Он сам сказал мне об этом.
– Но сколько ему лет, этому старику?
– Сорок семь.
– Сколько?
– Сорок семь лет.
– А чем он занимается?
– Инструктор департамента гимнастики.
– Он сумасшедший?
– Не совсем. Он говорит, что любит Луи. Он открыто об этом заявляет.
Бесконечная ностальгия ужалила меня в душу. Он его любит. Он говорит об этом. В конце концов, он смелый, порочный тип, а его любовь к мальчику… он может заявить, будто любит Луи. Получив то, чего заслуживали, мы оба, Анна и я, молчали.
– Но как ты обо всем узнала?
– О чем?
– Например, что он его любит? Последовало долгое молчание.
– Анна, как ты узнала, что он его любит?
– Это трудно рассказать.
– Ты встречалась с ним? Снова молчание.