— Еще бутылка — и мы создадим замечательную гипотезу. Она просуществует почти до утра. Я уже такие придумывал и даже собирался поразить вас с Дедом великими открытиями, но ничего не вышло. Помнишь анонимку? Я решил, что деньги похищены Зайцевым с помощью дочки Хохловой.
— Она приходила ко мне вчера.
— Тебе повезло!
— Не очень. Оказывается, Хохлова — мать неродная. Она взяла Ленку из детдома во время войны.
— Неблагодарная соплячка!
— Я бы не судил так строго. Сделай поправку на возраст. Накануне исчезновения денег у них была очередная стычка.
— И она собрала чемодан и пошла к Зайцеву?
— Точно. Вернулась девушка чуть поумневшей, а тут несчастье с матерью… Теперь она стыдится, но нас это мало продвинуло.
— К сожалению. Помимо Ленки, Зайцев путался и с супругой почтеннейшего профессора Филина. Это величайшее, но столь же бесполезное открытие!
Мазин хлопнул по столу пустым стаканом.
— Слушай, Борис, по-моему, ты его недооцёниваешь. Вспомни обстоятельства убийства Живых. Их противоречивость. С одной стороны, все продумано: откуда заехать, как нанести удар, даже чужой окурок, который должен был ввести нас в заблуждение, предусмотрен. Окурок наверняка подброшен! А с другой — полнейшее дилетантство, оставлено столько следов! Похоже на неглупого, но самоуверенного человека, начитавшегося приключенческих книжек.
— Зайцев? Он не умеет водить машину.
— Умеет! Зайцев учился в автошколе.
— Врешь!
Сосновский перевернул свой стакан и со Звоном надел его на горлышко бутылки. Игорь улыбнулся. Ему нравился разговор с Борисом. Не часто у них так получалось. Пожалуй, впервые. Тогда, после неожиданной встречи в кабинете профессора, Мазин сказал, сдерживая себя:
— Объясни, что это за маскарад?
Он ждал отпора, в лучшем случае — очередных шуточек, но Боб поглядел необычно уныло и ответил:
— Извини, старик, виноват. Попал в безвыходное положение. Пришлось соврать.
— Не прояснишь ли?
Неожиданно Борис обнял его за плечи и попросил:
— Можно, не буду? Подожди дня два. Потом расскажу.
И вот они сидят в комнате Мазина, портвейн выпит, Игорь доволен разговором, но он, и не подозревает, что скажет сейчас Сосновский.
— Значит, Зайцев мог воспользоваться машиной Дианы! И окурок, который мы нашли, ее.
— Но группа слюны и цвет помады ничего не доказывают. Таких женщин может быть несколько сот.
Боб кивнул:
— Я знаю. Но на окурке остался отпечаток пальца. Про него я, к сожалению, вспомнил только в кабинете. А Диана собралась уезжать. Понимаешь мое положение? Я не удержался, хотя глупо вышло.
— Что? — не понял Игорь.
— Она пила коньяк. И рюмка… великолепные отпечатки…
— Ты утащил рюмку? Сумасшедший!
— Почти. Зато отпечатки совпали.
— Потрясающе!
— Не совсем. На машине нет ни одной вмятины.
— Тьфу, черт! Как нас болтает. То туда, то сюда. Давай-ка осмыслим факты. Итак, снова Зайцев. Он любовник жены Филина и мог воспользоваться ее машиной, а для маскировки оставить на месте преступления окурок. Кстати, дача профессора не так далеко от дома Живых. Зайцев мог вызвать его в рощу, отдать деньги, а потом прикончить.
— Все-таки зачем?
— Живых узнал о хищении и начал его шантажировать.
— Значит, сейф вскрыл Зайцев?
— Выходит.
— А Кранца убил Живых?
— По неизвестной нам причине.
— И Зайцев не знал ничего о Кранце?
— Естественно…
Они замолчали, поостыв немного. Сосновский встал из-за стола:
— Слушай, Игорь, давай схохмим?
— Что ты хочешь?
Борис вышел в коридор и полистал телефонную книгу.
— Кому ты звонишь?
— Зайцеву.
— Это уж слишком.
Борис протянул Мазину трубку. Слышались длинные гудки. Они подождали немного.
— Его нет дома.
— Слава богу, а то б ты наделал глупостей.
— Возможно, — согласился Сосновский покладисто. — Знаешь, я пойду, пожалуй, поздновато уже.
— Иди, иди, выспись. Неизвестно, какие нас завтра сюрпризы ждут.
— Салют!
Мазин закрыл дверь и прилег на диван. Хотелось еще немного подумать…
А Борис не собирался домой. Он перешел улицу и свернул за угол. Там останавливался кольцевой автобус.
Район, в котором жил Зайцев, был плохо освещен. Плюхнув пару раз по лужам. Боб чертыхнулся и пошел осторожнее. Окна квартиры Зайцева закрывали ставни. Света он не заметил.
«В самом деле нет дома. За каким дьяволом я, собственно, сюда приехал?» — подумал Сосновский отрезвело. Свежий ветер охладил его прыть.
«Может быть, что-нибудь знает Фатима? Кстати, брат ее имеет машину, о чем мы с Игорем позабыли».
Обойдя дом, Борис вошел во двор. Но и тут его ждала неудача. Ставни у Гаджиевой были открыты. Через форточки слышались разухабистые голоса. За столом, уставленным бутылками, пьянствовали человек шесть. Здоровенный мужик в расстегнутой рубашке выводил на аккордеоне нестройную мелодию. Две женщины тянули слезливо, уставясь на гибнущих под пеплом Везувия римлян:
Чей-то недружелюбный голос заставил Сосновского обернуться.
— Зачем в чужие окна заглядываешь?
Перед Борисом стояла Фатима с бутылкой «Московской» в руке. Наверно, бегала за «подкреплением».
— А… это вы, Фатима Ахметовна?