— Может быть, — ответила Лунд.
— Платформу?
— Заранее нельзя сказать. Может, и СВОП.
СВОП — это было сокращение от
Йоренсен потрепал её по щеке.
— Тогда смотри, малышка, чтобы тебя не укачало на борту.
Они поднялись в шлюпку. Кроме них, на борту был только рулевой. Кран спустил шлюпку на поверхность воды. В боковые иллюминаторы было видно, как они опускаются мимо пористых бетонных стен. Потом их закачало на волнах.
Йохансон встал позади рулевого. Ему стоило усилий удержаться на ногах. Вдали показался «Торвальдсон». Корма научного судна была снабжена характерными выносами, с которых в море спускали исследовательские приборы и батискафы. Подниматься на борт пришлось по отвесной лесенке, защищённой со всех сторон. Мучаясь со своим чемоданом, Йохансон подумал, что, наверное, это была не такая уж хорошая идея — прихватить с собой половину гардероба. Лунд, поднимавшаяся первой, обернулась к нему:
— У тебя такой чемодан, будто ты собрался в отпуск.
Йохансон покорно вздохнул:
— А я уже думал, что ты больше вообще ничего вокруг не замечаешь.
Любое побережье в мире окружено зоной сравнительно мелких вод — областью шельфа, с максимальной глубиной до двухсот метров. В принципе шельф — не что иное, как подводное продолжение континента. В некоторых частях мира шельф короткий, в других регионах он тянется на сотни километров, пока дно не обрывается в глубину — где внезапно и круто, а где террасами и постепенно. По ту сторону шельфа начинается неведомая вселенная, о которой наука знает ещё меньше, чем о космосе.
В отличие от глубоководья, шельф люди держат под контролем почти полностью. Хотя мелкое море занимает лишь восемь процентов всей водной площади, почти весь мировой улов рыбы происходит оттуда. Сухопутное животное человек во многом живёт за счёт моря, поскольку две трети его представителей селятся на узкой шестидесятикилометровой прибрежной полосе.
Перед Португалией и северной Испанией регион шельфа на океанографических картах выглядит узкой полоской. Британские острова и Скандинавия, напротив, окружены таким широким шельфом, что оба региона переходят один в другой, образуя Северное море, в среднем глубиной от двадцати до ста пятидесяти метров, то есть достаточно мелкое. На первый взгляд, нет ничего особенного в небольшом море, которое в теперешнем своём виде существует лишь десять тысяч лет. А ведь оно имеет центральное значение в мировом хозяйстве. Это одна из самых оживлённых транспортных зон Земли, с высокоразвитыми индустриальными государствами и самым крупным портом всех времён и народов — Роттердамом. Тридцатикилометровой ширины пролив Ла-Манш — одна из транспортных жил мира. Грузовые суда, танкеры и паромы маневрируют здесь в большой тесноте.
Триста миллионов лет назад огромные болота связывали континент с Англией. Океан то надвигался, то снова уходил. Могучие реки несли в северный бассейн ил, растения, останки животных, и всё это со временем образовало осадочные слои километровой толщины. Возникали угольные пласты, между тем как местность всё глубже погружалась в воду. Всё новые слои надвигались друг на друга и спрессовывали нижележащие пласты в песчаник и известняк. Вместе с тем глубины согревались. Органические остатки в камнях подвергались сложным химическим процессам и превращались под действием давления и температуры в нефть и газ. Частично просачиваясь сквозь пористый камень к морскому дну и пропадая в воде. А по большей части оставаясь в подземных залежах.
Миллионы лет шельф пребывал в покое.
Нефть совершила переворот. Норвегия, пребывая в упадке как рыбодобывающая нация, набросилась на вновь открытые месторождения полезных ископаемых и за тридцать лет превратилась во второго в мире по величине экспортёра нефти. Ровно половина всех европейских ресурсов размещалась под норвежским шельфом. Такими же богатыми оказались и запасы норвежского газа. Платформы строились одна за другой. Технические проблемы решались без оглядки на то, чего это стоило окружающей среде. Бурили всё глубже, простые конструкции первых буровых вышек уступили место сооружениям высотой с «Эмпайр Стейт Билдинг». Идеи о подводных, автоматически управляемых платформах постепенно становились действительностью. Оставалось только ликовать.
Но ликование кончилось быстрее, чем можно было ожидать. Улов рыбы шёл на убыль во всём мире; точно так же обстояло дело и с добычей нефти. То, что возникало в течение миллионов лет, иссякло за какие-нибудь сорок. Многие месторождения шельфа были уже исчерпаны. Забрезжил призрак колоссальной свалки ненужной техники — опустевших платформ, демонтировать которые миру было не по силам. Лишь один путь мог вывести нефтедобывающие нации из тупика. По другую сторону шельфа, на континентальных окраинах, на бескрайних глубоководных пространствах залегали нетронутые запасы. Обычные платформы здесь исключались. То, что планировала группа Лунд, чтобы использовать эти запасы, были сооружения другого рода. Склон далеко не везде был обрывистым. Были и террасы, они-то и представляли собой идеальные площадки для подводных фабрик. В связи с риском, связанным с глубоководными работами, число обслуживающего персонала должно было сводиться к минимуму. С уменьшением нефтедобычи закатывалась и звезда рабочих-нефтяников, которые в семидесятые и восьмидесятые годы привыкли очень хорошо зарабатывать. На Гульфаксе-С планировалось сократить персонал до нескольких десятков. Более новые платформы, как «Человек на Луне» — проект века на газовых месторождениях норвежского склона, — работали в почти автоматическом режиме.
Так или иначе, североморская нефтяная индустрия становилась убыточной. Правда, прекращение добычи представляло собой ещё большую проблему.
Когда Йохансон вышел из своей каюты, на борту «Торвальдсона» царило спокойствие. Он подошёл к поручням и глянул вокруг. За прошедшие два часа они оставили позади посёлок платформ, и теперь корабль находился за краем шельфа. Вдали ещё виднелись отдельные силуэты буровых вышек, но в остальном здесь всё уже походило на настоящее море, а не на затопленный индустриальный район. Под килем было около 700 метров глубины. Континентальный склон был промерен и картографирован, но о зоне вечной темноты сведений почти не было. Луч мощного прожектора вырывал из темноты то одну, то другую картинку, однако это давало так же мало представления о целом, как свет одного уличного фонаря обо всей Норвегии ночью. Йохансон вспомнил о бутылке бордо и о наборе французских и итальянских сыров в своём чемодане. Он отправился на поиски Лунд и застал её за проверкой робота. Это был прямоугольный ящик, сваренный из трубок, высотой метра три, начинённый техникой. На закрытой верхней стороне стояло имя робота — «Виктор». В передней части ящика Йохансон увидел камеры и манипулятор. Лунд просияла ему навстречу:
— Ну как?
Йохансон из уважения оглядел «Виктора» со всех сторон.
— Большой жёлтый пылесос, — сказал он.
— Пораженец ты.
— Ну ладно. На самом деле я впечатлён. Сколько эта штука весит?
— Четыре тонны. Эй, Жан!
Худощавый человек с рыжими волосами выглянул из-за кабельного барабана. Лунд подозвала его.
— Жан-Жак Альбан — старший офицер на этой ржавой посудине, — представила рыжего Лунд. — Слушай, Жан, мне ещё нужно кое-что утрясти. А Сигур ужасно любопытный, он хочет всё знать о «Викторе». Будь добр, позаботься о нём.
Она убежала. Альбан смотрел ей вслед с выражением весёлого бессилия.
— Как я понимаю, у вас есть дела поважнее, чем рассказывать мне о «Викторе», — предположил
