В отличие от большинства людей на «Независимости», Кроув хорошо знала, что произошло. Видеокамеры корпуса показали подъём светящегося шара из глубины. То, что он состоял из желе, было однозначно, и внутри него взорвался газ. Видимо, метан. Среди пузырей она разглядела очертания знакомого предмета: в корабль врезался «Дипфлайт», утыканный торпедами.
После взрыва разверзся ад. Шанкар разбил о панель голову. Потом в CIC ворвались солдаты и вытолкали их наружу. Прерывистый сигнал тревоги подгонял их вперёд. На трапах была толчея, но команда судна держала ситуацию в руках. Офицер направил её к кормовому трапу:
— На взлётную палубу! Не останавливаться. Ждать дальнейших указаний.
Кроув потащила оглушённого Шанкара наверх. Она была маленькая и хрупкая, а Шанкар большой и тяжёлый, но она собрала все свои силы.
— Шевелись, Мёррэй! — хрипела она.
Руки Шанкара, дрожа, вцепились в поручни. Он с трудом подтянулся наверх.
— Я представлял себе контакт по-другому, — закашлявшись, сказал он.
Ей очень не хватало сигареты, чтобы успокоиться. Она с сожалением вспомнила ту, которую закурила за секунду до взрыва. Она так и осталась дымиться в CIC. Какой стыд: чего бы только она не отдала за сигарету! Выкурить ещё одну, пока всё не взлетело к чёрту. Что-то подсказывало ей, что шансы выжить не особенно велики.
Нет, одёрнула она себя. Глупости! Мы же не на шлюпки грузимся. У нас же вертолёты!
Она почувствовала облегчение. Шанкар добрался до верхнего края трапа. К нему потянулись помогающие руки. Кроув последовала за ним, спрашивая себя, не есть ли это действительно своего рода контакт, в каком и человеческая раса так поднаторела: агрессивный, беспощадный и смертельный.
Солдаты втащили её внутрь «острова».
— У вас не найдётся сигаретки? — спросила она одного из них.
— Вы в своём уме? Бегите к вертолёту!
Бьюкенен
Врубке стоял Бьюкенен со вторым капитаном и рулевым и отдавал команды, стараясь удержать судно в равновесии.
Он сохранял спокойствие и здравомыслие. Взрыв, судя по всему, разрушил часть трюмов и машинное отделение. Трюмы — чёрт с ними, а вот в машинном отделении началась цепная реакция в силовых и охлаждающих системах. Последовали новые взрывы. Потребность судна в электричестве покрывалась за счёт нескольких агрегатов, которые один за другим выходили из строя. На нижних уровнях судна уже всё вымерло. Бьюкенен приговорил команду машинного отделения к гибели, отдав приказ задраить переборки, но сейчас он не мог позволить себе роскошь думать об этом. Надо было эвакуировать людей. Он не взялся бы сказать, сколько времени у них осталось. Удар пришёлся на середину корабля. Тем не менее, они не могли воспрепятствовать затоплению носовых трюмов, и теперь «Независимость» садилась на нос.
В корпусе уже было слишком много воды. От непомерного давления она проламывала переборки и стенки, пробиваясь на верхние уровни. Если поддадутся и кормовые переборки, то затонет весь корабль.
Бьюкенен не строил иллюзий, что всё обойдётся. Вопрос был только — когда. Сейчас всё зависело единственно от его способности правильно оценить ситуацию. В настоящую минуту он считал, что на очереди грузовое помещение под лабораторией и жилые отсеки. Единственное, что его утешало, — на борту было мало моряков. В случае военных действий их тут было бы три тысячи. А сейчас всего 180, и они все находились на верхних уровнях.
Некоторые из мониторов уже не работали. Прямо над головой Бьюкенена висел запломбированный красный телефон, который в исключительном случае мог соединить его прямо с Пентагоном. Он пробежал глазами по навигационным приборам. Ничто не поможет.
Бесполезный хлам.
На взлётной палубе вовсю шла эвакуация. Людей от «острова» препровождали к разогретым вертолётам, всё бегом. Бьюкенен коротко переговорил с вертолётным центром и снова стал смотреть сквозь зелёные стёкла рубки наружу. Один вертолёт уже взлетел и удалялся от корабля. Быстрее действовать не получалось. Если дифферент увеличится, палуба превратится в горку. Вертолёты закреплены хорошо, но угол наклона может стать и критическим.
Третий уровень
Эневек боялся нарваться на Ли и Пика, но те, видимо, удалились в противоположную сторону. Ему было трудно дышать, грудь болела, но он бежал в сторону госпиталя.
Стационар стоял пустой. От персонала Ангели и следа не осталось. Он обежал несколько помещений, прежде чем добрался до врачебного оборудования. Там было как после землетрясения. Шкафы нараспашку, пол усеян осколками, хрустевшими под ногами. Он вытаскивал ящики и рылся на полках, но шприцы не находил.
Где они обычно бывают, когда приходишь к врачу? В каком-нибудь выдвижном ящике. В маленькой беленькой тумбочке.
В глубине судна громыхало. До него донёсся стон металла. Сталь изгибало и скручивало.
Эневек бросился на другую сторону коридора. Там тоже всё было сокрушено, но несколько беленьких тумбочек уцелело. Он выгреб их почти все, пока не обнаружил то, что искал. Быстро рассовал по карманам дюжину стерильно упакованных шприцев и бросился к выходу.
Какая сумасбродная идея.
Либо Карен права, и тогда это гениальный план, либо у них совершенно превратные представления о реальности. С одной стороны, действительно, её предложение казалось неисполнимым и наивным, особенно на фоне изощрённых посланий, которые Кроув отправляла в глубину. С другой стороны…
Кроув? Где она, кстати?
Саманта Кроув, которая когда-то приснилась ему и указала ему путь на родину, в Нунавут.
Мощный звон дошёл до его слуха — будто раскололся колокол. Пол накренился ещё сильнее. Из глубины корабля донёсся глухой шум.
Вода!
Эневек спросил себя, успеет ли он вообще вырваться отсюда. Потом побежал и уже ни о чём себя не спрашивал.
Лаборатория
Уивер не знала, что её там ждёт. Ей было муторно при мысли, что дверь лаборатории придётся открыть. Но если исполнять её план, лаборатория давала единственный шанс.
Пол дрожал. Шумело и бурлило где-то уже вплотную под ногами. Йохансон, тяжело дыша, прислонился к стене:
— Ну, давай.
Над дверью лаборатории мигал аварийный сигнал. Ли действительно удалось, выбегая, включить аварийный запор, который герметично изолировал лабораторию. Уивер набрала комбинацию цифр, и дверь раскрылась. Вода хлынула им под ноги, но вместо того, чтобы потечь вниз по пандусу, стояла у её лодыжек. Уивер поняла, почему. Дифферент «Независимости» был уже так велик, что этот участок пандуса
