Кросс бесшумно растаял во мгле. Секунд через тридцать раздался лязг засовов, и доктор смог наконец зайти. Пройдя шагов пять, он отер лоб рукавом и поднял повыше фонарь.
— Всем ясно, что мы ищем? Разумеется, какой-нибудь лаз вниз, под пол.
Нашла спуск Мэри Роулингс — потайной люк в дальнем углу, выкрашенный серой краской и присыпанный песком для большего сходства с каменными плитами пола. Когда его приоткрыли, молодая женщина отшатнулась, впервые за все это время оробев. Дарвин же бестрепетно отворил люк до конца, заглянул вниз и напряженно прислушался. А через миг поставил фонарь и начал спускаться во тьму.
— Передайте-ка мне свет. — Голос его звучал глухо и отдаленно, где-то поблизости журчала вода. — А потом спускайтесь сами.
Первым, с приличествующей его возрасту осторожностью, полез Джозеф Фолкнер, за ним и все остальные. Замыкал шествие полковник Поул.
— Охраняю тылы, — пробормотал он.
— О да, Джейкоб, — прогудел из темноты впереди голос Дарвина. — Ваши собственные.
Все пятеро остановились на длинном мокром выступе пяти футов шириной. За ним, преграждая путь, тек бурный черный поток раза в два шире выступа.
— Река, — изумилась Мэри Роулингс. — Самая настоящая подземная река.
— Именно. — Дарвин с нескрываемым удовлетворением озирался по сторонам. — И, собственно, удивляться тут нечему. Лондон — древний город. Мы склонны забывать очевидное, но на этом самом месте некогда расстилались леса и луга. Большинство старых речек теперь течет под землей, невидимые и всеми забытые. Должно быть, это одна из них.
— Знаете, Эразм, вы совершенно правы. — Наклонившись, Джейкоб Поул смотрел на воду, приоткрыв рот. — А ведь я-то коренной лондонец! Мне в пору краснеть за себя. Я же с детства знал: когда-то на северном берегу текли четыре реки — Уолбрук, Флит, Тайберн и Уэстберн. Если только школьная выучка меня не подводит, это, верно, рукав Уолбрука. Главное русло выходит на поверхность в Финсбури и проходит как раз неподалеку от таможни, а в Темзу впадает близ Даугейта. Во всяком случае, раньше впадал, я уж многие годы о нем не слыхал.
— Но что вы здесь ищете? — Мэри шагнула ближе, заглядывая через неровный каменный обрывчик вниз, в воду. — Вот эту штуковину?
Она показала вниз. Из воды, надежно прикрепленное к берегу металлическими скобами, торчало вполне современное приспособление — водяное колесо. Оно ровно вращалось под силой напирающего потока.
— Для начала просто превосходно. — Присев на корточки, доктор принялся разглядывать механизм. — Искусно сделано… и поставлено совсем недавно. Вообще-то течение в реке более или менее равномерное, но, думаю, приливы и отливы вызывают небольшие временные колебания. Ладно же. Сдается мне, дело становится еще интереснее.
С фонарем в руке он двинулся вдоль двух черных шнуров, которые тянулись от центра колеса к непонятной груде перепутанных и переломанных деталей, прутьев и шестеренок, а потом, вновь вынырнув из этой мешанины, бежали к скользкой стене подземелья и вверх по ней. Нагнувшись, Дарвин поскреб один из шнуров ногтем — под черной поверхностью сверкнул металл.
— Куда это они ведут? — спросил Фолкнер. Мэри Роулингс накрепко вцепилась ему в руку в припадке то ли подлинного, то ли деланного испуга, и пожилой джентльмен от души наслаждался всем происходящим. — Что тут наверху? Должно быть, сам выставочный зал?
— Так и есть. — Дарвин поднял фонарь, прослеживая шнуры, уходившие куда-то в потолок. — Мы стоим ровно под пьедесталом. Если бы Сердце Ахурамазды сейчас находилось там, оно было бы как раз у нас над головами.
— Но где же страж? — полюбопытствовала Мэри. — Разве вы не ожидали увидеть здесь Шарани?
— Надеялся, да, — но не ожидал.
Дарвин повел своих спутников дальше по краю каменистого обрывчика, осторожно пробираясь средь темных и грязных сточных труб. Сверху, с гниющих деревянных балок и затянутых плесенью кирпичных арок, на головы искателям приключений мерно капала вода. Снизу неумолчно рокотал разбухший от дождей поток.
— Ага! — Опередив товарищей на десяток шагов, Дарвин вдруг остановился. — Что-то новенькое. Джозеф, поднесите сюда второй фонарь, давайте рассмотрим поближе.
Он стоял над неприкаянно валявшейся на камнях грудой одежды, яркие алые и пурпурные краски которой в свете фонаря смотрелись гораздо тусклее. Чуть дальше река разветвлялась на три узких рукава.
Дарвин поднял сверкающую мантию и тюрбан.
— Служитель Ахурамазды. Исчез, растаял в воздухе на этом самом месте — совсем как предполагал полковник Поул.
Не успел доктор докончить фразы, как по туннелю, раздувая складки ткани у него в руке, пронесся порыв холодного воздуха.
Поул фыркнул и попятился.
— Развоплотился. Выходит, следовать за ним дальше нам, обычным людям, уже не под силу?
— Нам не под силу, — с готовностью согласился Дарвин. — Однако это не значит, что за ним вообще никто последовать не сумеет. Друзья, Дариуш Шарани совершил очень серьезную ошибку. Ему следовало бы бросить одежду в реку, а не оставлять здесь. Не трогайте ее. — Он повернулся к Фолкнеру. — Джозеф, нам нужна помощь. Можете раздобыть мне пару ищеек?
— В этот час? Вы слишком многого от меня хотите. — Однако голос у пожилого джентльмена звучал предовольно. Фолкнер повернулся к Кроссу. — Ричард, знаете дом Тома Триддлера, прямо за зданием таможни? Не могли бы вы сбегать туда и попросить у него парочку самых лучших поисковых псов? Скажите, это для меня. Только стучите посильнее, он почти совсем глухой. Но вы, главное, не сдавайтесь. Он выйдет.
Кросс замялся, наклонив голову и словно бы собираясь что-то сказать. Рот у него беззвучно открывался и закрывался. Потом молодой человек кивнул и, так ничего и не сказав, исчез в темноте.
— Ума не приложу, что сегодня творится с Ричардом, — заметил Фолкнер. — Весьма странно себя ведет: то жмется, то мнется, то дергается — можно подумать, влюбился.
— Ну, это уж точно, — улыбнулся Дарвин. — Во Флоренс Траструм. Разве не очевидно? Ваш друг смотрит на нее с безнадежной страстью смертного, очарованного богиней. Просто-таки диву даюсь, как вы, с вашим-то интересом ко всему такому, давным-давно этого не заметили.
Медленно вернувшись к тому месту, где они спустились, доктор присел на сырой камень и невозмутимо, точно и не покидал теплой гостиной Фолкнера, начал изучать кучу шестеренок, колесиков, проволочек и поворотных блоков, что находилась прямо под пьедесталом выставочного зала.
— Все сломано, — произнес он через несколько минут, разглядывая россыпь деталек на ладони. — Причем совершенно сознательно и так, что ничего уже не восстановишь. Сдается мне, несколько элементов отсюда вообще убрали. Теперь без пояснений создателя этого механизма о сути и назначении его уже не догадаешься.
— Да забудьте вы это старое барахло! — Джейкоб Поул угрюмо бродил вокруг, снова и снова останавливаясь, чтобы бросить взгляд на черную воду. — Я пришел сюда ради азарта, погони за сокровищем, а вовсе не для того, чтобы зябнуть в вонючей и мокрой сточной трубе. Неужели вы и впрямь рассчитываете, что собаки смогут взять след здесь, в холоде и темноте? Им же нужен свет и свежий воздух.
— Ничего подобного, Джейкоб. Это все вздор, бабьи выдумки. — Дарвин с усилием поднялся на ноги. — Хороший поисковый пес пойдет по следу и днем, и ночью, под землей или на поверхности. Уж коли мы сегодня выискиваем всякие тайны, то загадки большей, чем собачий нос, не придумать. Он различает запахи так тонко, что нам и вообразить-то трудно. Интересно, сколько веков пройдет, прежде чем человечество изобретет машину, способную сравняться с собачьим носом по четкости и чуткости восприятия?
— Гм-гм, — фыркнул Поул. — Ладно, скоро сами увидим. Но мне всегда говорили, что если завести ищейку в темное душное место…
Его прервали голоса и стук шагов откуда-то сверху.
— А вот и они, — сказал Дарвин. — И через минуту мы, надо полагать, станем очевидцами одного из