Боюсь, это может оказаться не единственной пропажей, – мрачно заметил я. – Как только вы окончательно придете в себя, вам надо будет проверить ваше имущество, чтобы убедиться, что вор не взял больше ничего.
– Все остальное для меня ничего не значит, – стеная, ответил доктор Фаррагут.
Слегка удивленный глубиной столь горестного отчаяния, я изучающе посмотрел на него, прежде чем обратиться к нему со следующими словами:
– Хотя описанная вами шкатулка действительно необыкновенно красива, доктор Фаррагут, но, признаюсь, я в некоторой растерянности от чувств, которые вызвала у вас эта пропажа. Какой бы тонкой работы она ни была, какими бы дорогими ни были использованные материалы, сама по себе шкатулка, наверняка, не может быть такой бесценной, как то заставляет предположить ваше горе.
– Но вы не понимаете, – ответил врач, который достал из кармана носовой платок и теперь прижимал его к ране на затылке. – Дело не в шкатулке. Дело в том, что было внутри. Там хранились мои самые драгоценные ингредиенты – все то, на чем основано мое лечение.
Подобное заявление порядком меня озадачило.
– Но как такое может быть? – спросил я. – В моем понимании, система растительной медицины Томсона, на которой основана ваша практика, исходит из целебных свойств дикорастущих растений.
– Истинная правда, – сказал доктор Фаррагут. – Но я усовершенствовал методы доктора Томсона, использовав особые ингредиенты, полезность которых он не признавал. Без них мои препараты утратят самое малое половину своей эффективности.
– Но разве эти ингредиенты нельзя восстановить?
– Кто знает? Возможно, но это не просто, а между тем, – сказал он, многозначительно на меня взглядывая, – я ничем не смогу помочь своим пациентам.
Потребовался всего какой-то миг, чтобы полный, зловещий смысл этого заявления дошел до меня.
– Включая мою жену? – спросил я, тяжело дыша.
– Боюсь, что да, мистер По, – был ответ. – Я только начал готовить для нее лекарство, когда на меня напали. У меня уже никогда не будет возможности добавить самый важный компонент.
– Но что же это за таинственные, чудодейственные вещества? – вскричал я.
Какое-то мгновение доктор Фаррагут молча размышлял над моим вопросом.
– Простите меня, мистер По, – сказал он наконец. – Дело не в том, что я вам не доверяю. Или не доверяю тебе, моя дорогая, – добавил он, бросая взгляд на Луи. – Но уверен, что вы поймете меня: кое-что я должен держать в тайне. Открытия, которые я совершил, основанные на долгих годах практического опыта и постоянного экспериментирования, составляют самую суть моей методики. Стань они широко известны, ими тут же завладел бы весь медицинский цех. Однажды, когда сам я уже буду слишком стар для работы, я опубликую их по всему миру. Но пока, боюсь, их надо ревностно хранить.
– Что же тогда делать? – вскричал я. – Помимо ужасной утраты для вас лично, оказывается, что здоровье, а возможно, и сама жизнь моей дорогой жены зависят от обнаружения этих ингредиентов.
Я приложу все усилия, дабы пополнить свои запасы как можно скорее, – сказал доктор Фаррагут. – А между тем должно приложить все усилия, чтобы найти мою шкатулку. И мы должны молиться, что вор, кто бы он ни был, не воспользуется ее содержимым, поскольку ему оно, несомненно, не принесет никакой пользы.
– Надо прямо сейчас рассказать все шерифу Дрисколлу, – сказала Луи. – Может, мне сбегать в город – пусть знает, что случилось?
Вера девочки в способности местных блюстителей порядка была столь трогательна, что я в нерешительности помедлил, прежде чем ответить так:
– Хоть я и незнаком с человеком, о котором идет речь, но уверен, что он в высшей степени профессионален во всем, что касается его непосредственных обязанностей, а именно: поддержании мира и спокойствия и обеспечении безопасности жителей. К несчастью, безотлагательная ситуация, с которой мы столкнулись, требует гораздо больших навыков расследования, чем те, коими располагает обычный служащий судебного ведомства.
– Вижу, куда вы клоните, – сказала Луи. – Точь-в-точь как в Бостоне. Ведь это вы, а не полиция, разгадали тайну убийства бедной Эльзи. Значит, вам и теперь, хотите вы того или нет, мистер По, придется сыграть роль детектива и узнать, кто украл шкатулку доктора Фар…
Прежде чем девочка успела закончить свою речь, я прижал палец к губам, показывая, чтобы она молчала. В последовавшей тишине я прислушался к тому, что происходит в гостиной. Мне показалось, что я услышал какой-то неожиданный звук. Мгновение спустя сомнения рассеялись.
В доме был кто-то еще!
Склонившись к сидевшему на табурете врачу, я, сделав из руки рупор, шепнул ему на ухо:
– Этим утром вы ждали других посетителей?
Черты пожилого доктора исказились сильным беспокойством, и почти беззвучно он произнес: «Нет».
Ответ его лишь подтвердил уже сложившееся у меня подозрение, а именно, что человек, без стука вошедший в дом и теперь крадучись пробирающийся по нему, и есть тот, кто напал на доктора Фаррагута. Зачем он вернулся, я бы не рискнул предположить, однако причины, по которым он это сделал, несомненно, рисовались зловещие. По правде говоря, я ничего не мог утверждать суверенностью. Тем не менее инстинкт подсказывал, что догадка моя верна.
Учитывая, что злодей уже доказал свою склонность к насилию, я посчитал необходимым незамедлительно вооружиться. Знаком показав Луи и доктору, чтобы они вели себя потише, я огляделся. Почти сразу взгляд мой остановился на стоявшей в углу железной печурке. Рядом с ней лежала небольшая охапка дров.
Быстро пройдя через комнату, я взял поленце в несколько дюймов толщиной и примерно фут с половиной в длину. Затем я занял позицию у двери и рукой показал Луи, чтобы она погасила свет, что она тут же и сделала.
Последующие секунды прошли в неописуемом напряжении. Вжавшись в стену и занеся над головой свое импровизированное оружие, я в мучительном ожидании прислушивался к приближающимся шагам незнакомого, незваного гостя. Вдруг он остановился на самом пороге. Я затаил дыхание, сердце мое билось так учащенно, что я боялся, как бы его неистовый стук не разнесся в абсолютной тишине, воцарившейся в доме.
Впрочем, незнакомец колебался недолго. Через мгновение он перешагнул порог и вошел.
Хотя лампа была погашена, сквозь окно цедился слабый свет, позволивший мне составить самое общее представление об этом человеке. Роста он оказался среднего и обладал крепким телосложением. На нем были черная фетровая шляпа с широкими опущенными полями и грубый шерстяной плащ – и то и другое насквозь промокло от дождя. В руке он держал длинную трость – как мне показалось, судя по грубо обрезанным сучьям, – изготовленную по дороге.
С первого взгляда я понял, что при открытом столкновении с этим молодчиком моя дубинка, хоть и увесистая, не сможет идти ни в какое сравнение с его куда более тяжелым и внушительным орудием. Но времени для колебаний не было. С диким воплем я занес свою палицу и обрушил ее на голову незнакомца.
Выронив самодельную трость, он со стоном упал на колени.
Занеся полено высоко над головой и приготовившись снова нанести удар, если паче чаяния человек станет сопротивляться, я крикнул Луи, чтобы она зажгла лампу. Через мгновение комната озарилась ярким светом.
Поскольку от мощного удара шляпа слетела у него с головы, теперь можно было различить черты незваного гостя, который все еще не мог подняться с колен и тихо поскуливал от боли. Это был человек явно простецкой наружности – носатый, с широким, толстогубым ртом, кустистыми бровями и неровной бороденкой, пробивающейся на подбородке. Его необычайно глубоко посаженные голубые глаза были открыты, но, казалось, слегка косили. Короче говоря, все в его внешности указывало на то, что он относится к исключительно опасному и развращенному типу преступников. Поэтому каково же было мое удивление, когда, едва увидев его лицо, оба моих спутника одновременно испустили испуганные возгласы.
– Генри! – вскричал доктор Фаррагут.
