Однако при ближайшем рассмотрении содержимого бачка обнаружился крайне важный ключ к разгадке этого темного дела: маленький золотой медальон с выгравированными на обратной стороне инициалами Л. Б. По нему моментально установили, что тело, несомненно, принадлежало пропавшей продавщице одного из магазинов – Лидии Бикфорд. Эта бедная, но добродетельная молодая женщина бесследно пропала несколько дней назад, бросив работу, и ее таинственное исчезновение стало предметом множества догадок газетчиков.
Вскоре после того было точно установлено, что безжалостно освежеванное тело было телом мисс Бикфорд. Для этого потребовалась помощь дантиста, который опознал амальгамовые пломбы, недавно поставленные им на коренные зубы несчастной. Беседуя с убитыми горем родителями зарезанной девушки, полиция вскоре обнаружила, что некий молодой студент-медик по имени Гораций Райе вот уже несколько месяцев ухаживал за Лидией.
Полиция немедленно направилась в его жилье, где при тщательном обыске были обнаружены неопровержимые доказательства его вины, а именно: пропитанное кровью платье молодой женщины, связанное в один узел вместе с орудием, которое он явно использовал для совершения своей неслыханной операции. Эти вещественные доказательства были найдены под незакрепленной доской пола в дальнем углу комнаты. При предъявлении улик Райе выразил крайнее удивление и замешательство, настаивая на том, что понятия не имеет, как эти вещи оказались там, где были найдены. Он упорно продолжал утверждать, что невиновен, даже в тюрьме, где пребывал в ожидании суда. Тем не менее в глазах большинства обозревателей ответственность Раиса за варварское убийство полностью подтвердилась, когда впоследствии он повесился в своей камере, – при этом самоубийство было широко истолковано как выражение непреодолимых угрызений совести.
Сочетание элементов этого сенсационного преступления – молодость и красота жертвы и шокирующая двуличность убийцы, чье респектабельное поведение скрывало чудовищную развращенность, – взбудоражило умы публики не только в Бостоне, но и по всему северо-востоку. Я поспешил напомнить директору, что дело уже получило самую широкую известность и огласку.
– Упомянув об этом страшном преступлении как о чем-то совершенно в моем вкусе, – заметил я, – вы имели в виду, что заинтересованность в подобного рода омерзительных деяниях является отличительной чертой моего характера. Ровно наоборот. Хотя я и не отрицаю, что меня приводят в трепет из ряда вон выходящие, даже гротескные события, акты насилия, я отнюдь не одинок в этом отношении. Напротив, увлечение болезненными проявлениями свойственно многим людям, если не всему роду человеческому.
– Здорово сказано! – воскликнул директор. – Я сам не сказал бы лучше! Разве не каждому нравится хорошее, смачное убийство? Нет, конечно, не каждому. Всегда найдется горстка эстетов, шарахающихся от таких вещей. Но для нормального, среднего мужчины – уточним, и для женщины тоже – нет ничего более бодрящего, чем живописные ужасы человеческой резни. Господи, видели бы вы только, какие толпы собираются поглазеть на мою диораму, изображающую самых гнусных убийц в истории! А по уикендам к этим экспонатам вообще не пробиться! Вот почему с моей стороны будет упущением, страшным упущением, если я позволю такой возможности выскользнуть у меня из рук.
– О какой возможности вы толкуете? – поинтересовался я.
Помнишь, я рассказывал о Моисее Кимболле, – сказал директор. – Отличный парень, соль земли! Владелец Бостонского музея. Не без недостатков, само собой – бывает иногда резковат, к таким людям нужен подход. Прямо скажу, не очень приятный тип, многие его просто на дух не переносят. Но кто из нас без греха, правда? Стоит узнать его поближе, – и окажется, что не так уж он и плох. Суть в том, что мы с Моисеем не один пуд соли вместе съели. Торговали тем да этим. Вот в прошлом месяце послал ему живого трехрогого козла, в моем собрании два уже есть – куда мне еще? А взамен получил настоящего австралийского опоссума – презабавная тварь, правда, шелудивый немного, но чудесное пополнение моего бродячего зверинца.
Короче, – продолжал директор, – похоже, Моисей прибрал к рукам личные вещи этого мерзкого Горация Раиса. Как – не спрашивай. Может, купил у домохозяйки после того, как этот юный дьявол сделал миру одолжение и повесился. Насколько я знаю Моисея, скупил все за гроши – скуповат, этого у него не отнимешь. Так или иначе, на днях получил от старого мошенника письмо, предлагает якобы самый отборный товар – ну, может, не самый, первосортные-то вещички он попридержал для себя, но из остатков – самое лучшее. Хотя даже это – на вес золота. Ты же знаешь публику, верно? Они за тыщу миль поедут, лишь бы одним глазком глянуть на все, связанное со знаменитым убийством. Христом Богом клянусь, я как-то сколотил капиталец, выставляя доску из сарая, в котором Уильям Кордер задушил несчастную Марию Мартен.
Хотя директор еще не дошел до сути дела, я уже догадывался, какое поручение он хочет мне доверить.
– Правильно ли я полагаю, – сказал я, – вы хотите, чтобы я забрал вещи, которые мистер Кимболл предлагает вам, и привез их, когда мы с Сестричкой вернемся в Нью-Йорк?
– Именно, схватываешь на лету! А пока будешь в Бостоне, можешь действовать как мой агент. Навести Кимболла в музее, покопайся в вещицах, которыми он хочет поделиться, выбери самое на твой взгляд интересное. Клянусь, у тебя на это есть глаз. А раз уж ты берешься за это, можешь заодно отвезти вещицу, которую я посылаю ему в обмен.
– Какую же именно? – поинтересовался я.
– Пока и сам не знаю. Надо посмотреть, что нужно Моисею. Завтра утром перво-наперво пошлю ему письмо. А к тому времени, когда ты соберешься, оно и решится. Не беспокойся – клянусь, это не причинит тебе больших неудобств. Никаких трехрогих козлов, ха-ха!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
В последние несколько недель болезнь не столь сурово терзала мою дорогую жену. Хотя я и благодарил Бога за такой поворот событий, по горькому опыту я знал, что это всего лишь мимолетная передышка. Я мог только молиться, чтобы с ней не случилось новых приступов, пока мы не доберемся до доктора Фаррагута.
Несмотря на мое горячее желание поскорее отправиться в путь, прошла почти неделя, прежде чем мы были готовы. Наконец, слезно попрощавшись с нашей дорогой Путаницей, мы выехали на паровозе в Новую Англию и прибыли в Бостон вечером 16 октября.
По наущению Барнума его помощник, «Пастор» Хичкок, связался со своей невесткой – той самой женщиной, чей недуг столь чудодейственно исцелил доктор Фаррагут. Эта дама, вдова по имени миссис Рэндалл, великодушно согласилась приютить нас во время нашего недолгого пребывания в Бостоне. Поскольку мы были совершенно незнакомы с миссис Рэндалл, я отнесся к этому как к чрезвычайно гостеприимному жесту, и на благодарность мою никоим образом не повлияло сознание того, что, обдумывая это предприятие, Барнум (который столь великодушно предложил оплатить наши расходы) попросту экономил на жилье.
Приехав в дом миссис Рэндалл на Пинкни-стрит, мы обнаружили, что наша хозяйка – красиво одетая женщина лет сорока. Даже из любезности ее никак нельзя было назвать хорошенькой. Сложения она была грубого, лоб низкий, рот непропорционально растянут, а крылья носа неприятно широкие. Аккуратно завитые, мышиного цвета волосы были заплетены в своеобразные косички. Когда она улыбалась, что случалось часто, становились видны ее ужасно неровные зубы. Однако глаза ее не соответствовали общему, ничем не примечательному рисунку черт. Напротив. Серые, блестящие умом и излучающие какое-то особое тепло, светящиеся ее очи были в высшей степени очаровательны и во многом искупали остальные недостатки наружности, которую иначе можно было бы назвать простоватой.
Более милого существа невозможно себе представить. Уже в дверях она приветствовала нас с воодушевлением человека, который после мучительно затянувшейся разлуки неожиданно воссоединяется со своими самыми старинными и дорогими друзьями. Такая откровенная теплота намного смягчила естественное чувство неловкости, мгновенно расположив нас в пользу миссис Рэндалл.
Поездка оказалась исключительно утомительной – прежде всего для Сестрички, впрочем и для меня тоже. Учтиво отклонив предложение миссис Рэндалл перекусить с дороги, мы с моей дорогой женой поспешили удалиться в наши расположенные по соседству друг с другом спальни. Едва сняв дорожную одежду и сменив ее на ночную рубашку, я бросился на постель и забылся глубоким сном без сновидений.
