обугленных скелета на пепелище, некогда бывшем фермой Питера Ватти, мы с Барнумом вернулись прямо в Хиллсайд, где меня радостно приветствовала Сестричка. Чрезвычайно теплая встреча ожидала меня и в лице миссис Элкотт, которая прочувствованным голосом не уставала благодарить за то, что я спас ее дочь из цепких рук двух безумцев. Неукоснительная честность заставила меня указать, что скорее это Луи освободила меня от пут. Однако этот протест был воспринят как признак моей исключительной скромности и лишь усилил блеск моего предполагаемого героического поведения.
К этому моменту я настолько обессилел, что едва мог связать пару слов. Кое-как взобравшись наверх, я рухнул на постель и беспробудно проспал остаток дня. Когда я проснулся, уже успело стемнеть. Спустившись, я нашел всю семью за столом, сплошь уставленным разными вкусностями, часть которых, как мне сказали, купил Барнум, специально ездивший за ними в город. Остальные принесли соседи, которые то и дело являлись на протяжении всего дня, чтобы выразить свое удовольствие счастливым исходом дела.
Чувствуя себя голодным как волк, я мгновенно уткнулся в тарелку. Заглатывая пищу, я отвечал на вопросы о приключениях прошлой ночи, опуская те подробности дела, которые могли оскорбить женский слух. Луи по возможности вносила лепту в мой рассказ, хотя и она избегала всех деталей, которые могли произвести угнетающее впечатление на ее близких, особенно на чрезвычайно чувствительную Лиззи.
Вот и теперь, прежде чем ответить на вопрос Барнума, я посмотрел через стол на Луи, только что запихнувшую в рот полную ложку пудинга.
– Не постараешься ли ты объяснить это, Луи? – спросил я.
– Это был ребус, – пробормотала она, чем привлекла весьма неодобрительный взгляд старшей сестры, Анны, которая, казалось, собирается сделать выговор младшей сестренке за разговоры с набитым ртом.
– Ребус? – сказал Барнум. – Господи, это еще что такое? Напоминает редкое, экзотическое существо из моего всемирно известного зверинца.
– Это разновидность рисованной загадки, – ответил я, после чего дал сжатое определение термина.
– Ваше собственное имя можно было бы изобразить, прибавив слог «ум» к рисунку сарая – «барн», – вмешалась Луи, наконец проглотившая последний кусок пудинга.
– Ха – остроумно, очень остроумно, – сказал Барнум. – Но, Луи, не хочешь же ты сказать, что специально оставила рисунок-загадку для По!
– Господи, нет, – сказала девочка, – хотя у меня появилась умная мысль, но обо всем по порядку. Я вернулась домой за своей деревянной шпагой и уже собиралась возвратиться в сарай, как вдруг входная дверь распахнулась и на пороге я увидела мистера Баллингера, взгляд у него был очень странный. Боже, как он меня напугал! Прежде чем я успела закричать, он бросился ко мне с протянутыми руками – ни дать ни взять Серый Волк из сказки про Красную Шапочку. Тогда я ударила его шпагой, да так сильно, что лезвие сломалось и оцарапало ему руку. Он завизжал, а я выронила шпагу и вся в слезах побежала наверх, чтобы запереться в спальне. Только я успела повернуть замок, как он начал биться в дверь, как взбешенный бык. Я поняла, что ему ничего не стоит вышибить ее. Я заметалась, ища, чем бы написать записку, но ни карандаша, ни бумаги не было. И тут на глаза мне попалась игрушка Барнаби, которая непонятно почему лежала на столике. Тогда я положила ее на колени одной из разодранных кукол Лиззи и поставила так, чтобы мистер По обязательно заметил их.
Заметив эти предметы, – продолжал я, – и их необычное, явно преднамеренное расположение, я немедленно заключил, что Луи специально оставила этот ключ. Мне потребовались доли секунды, чтобы сделать вывод, что сочетание обозначающих эти предметы слов складывается в фамилию «Баллингер».
– Потрясающе, просто потрясающе! – воскликнул Барнум. – Да ты же просто вундеркинд, Луи! И слыхом не слыхивал, что можно так быстро соображать! Перед тобой большое будущее, детка! Кто знает – возможно, однажды ты появишься среди диковинок музея Ф. Т. Барнума! Луи Элкотт – Мысль-Молния!
– Я прославлюсь еще при жизни, вот увидите, – сказала Луи, – хотя скорее тем, что буду писать изумительные книги, которые принесут мне кучу денег и всех поразят.
– Ничуточки не сомневаюсь, что у тебя это получится, Луи, – сказала Лиззи, благоговейно глядя на старшую сестру. .
– Ты можешь написать книгу про нас! – воскликнула маленькая Мэй. – Уверена, людям понравится читать про нашу семью, как мы здорово живем и какие мы все умные и талантливые, особенно я! Это будет оглоушенный успех!
– Думаю, ты хотела сказать «оглушительный», милочка, – улыбаясь, мягко поправила дочь миссис Элкотт.
– Ну уж нет! – вскричала Луи. – Я не собираюсь писать сентиментальную дребедень про то, как барышни ездят на вечеринки, влюбляются и всякое такое. Я буду писать такие книжки, какие мне больше всего нравятся: про убийц, людоедов и ожившие трупы. Такие, как рассказы мистера По!
– Что ж, Эдди, – несколько язвительно произнесла Сестричка, – по-моему, ты оказываешь замечательное влияние на ребенка.
Повернувшись, я бросил взгляд на свою дорогую жену, которая весело и добродушно посматривала на меня. Внимательно вглядываясь в ее неземной красоты лицо, хотя заметно осунувшееся и бледное, я чувствовал, что сердце мое уязвлено любовью и скорбью, которые вот-вот вырвутся наружу.
Первые чувства, испытанные ею, когда она увидела меня сегодня утром, были смешанные ощущения величайшего счастья и облегчения. Затем, после того как я открыл ей правду о чудовищной, шарлатанской практике доктора Фаррагута, она, помимо неизбежного потрясения, была благодарна за то, что я спас ее от людоедских снадобий доктора.
Однако конечный итог наших поисков не мог не произвести на нее гнетущего впечатления. Надежда, которая привела нас в Конкорд, оказалась очередным неверным, блуждающим огоньком. И, хотя Сестричка отважно старалась скрыть разочарование, я по глазам ее видел, что она смирилась с неизбежным. Сознание того, что уже практически ничего нельзя сделать, чтобы приостановить ее болезнь, было почти невыносимо.
– Итак, милочки, – сказала миссис Элкотт, обращаясь к своим дочерям. – После ужина я приготовила для вас еще кое-какое угощение.
– Письмо от папы?! – воскликнула Мэй.
– Так оно и есть, – сказала миссис Элкотт под радостные возгласы своего выводка. – Чудесное, длинное письмо. Он в порядке и думает, что вернется домой послезавтра.
– Ура папе! – вскричала Луи, подбрасывая свою салфетку.
– Вы уверены, что не сможете задержаться с Вирджинией у нас еще хотя бы на пару деньков, мистер По? – спросила миссис Элкотт, устремляя на меня ласковый взгляд. – Не сомневаюсь, что мистер Элкотт будет очень рад встрече с вами.
– Спасибо за предложение, миссис Элкотт, но мы и без того пользуемся вашим гостеприимством долее, чем рассчитывали, – учтиво ответил я. – Кроме того, хотя мы и не вправе были ожидать более любящей и материнской заботы, чем та, которой вы окружили нас, мы всем сердцем стремимся поскорее встретиться с нашей дражайшей Путаницей, с которой редко когда расставались так надолго. Сожалею, что нам придется уехать, не дождавшись прибытия вашего мужа, поскольку встреча с ним доставила бы мне истинное удовольствие.
Последнее утверждение, разумеется, было просто любезностью. По правде говоря, я не мог представить себе ничего более отчаянно скучного, чем перспектива общения с такой нестерпимо помпезной личностью, как Бронсон Элкотт.
– Уфф, – сказал Барнум, откидываясь на стуле и обеими руками похлопывая себя по необъятному животу, – замечательное, просто великолепное пиршество. Не припомню, когда в жизни доводилось так полакомиться. Куда там обеду в Бекингемском дворце! Принц Альберт воображает себя гурманом, но бедняга так же мало знает о том, что значит со вкусом поесть, как я – об управлении Британской империей! Вечно у него была одна присказка: «Ты должен попробовать этот рубец в соусе, Финеас». Конечно, я не мог ему отказать. Хотя, честно сказать, кусок в глотку не лез! Но в бренди и сигарах он знает толк, тут уж ничего не скажешь. А раз уж зашел разговор на эту тему, я, пожалуй, выйду на минутку и перекурю. Составишь мне компанию, По?
