полученной им – мы были в этом уверены – во время откачки и потому представлявшей для нас особый интерес. Наконец терпение Барнара лопнуло.
– Выкладывай, Костард, не тяни! Рассказывай, при каких обстоятельствах ты заработал этот шрам, иначе мы немедленно разворачиваемся и уходим! – Костард разинул рот и захлопал глазами, дивясь силе дядюшкиного гнева. Мы как раз стояли у самого начала спуска – узкого ствола, уходившего круто вниз, прямо в личиночную камеру, куда нам предстояло добраться в специальной вагонетке, сильно смахивающей на ведро, к которому приспособили колеса.
Барнар и я были снаряжены в соответствии со стоявшей перед нами задачей и чувствовали себя смертельно оскорбленными полным отсутствием даже тени достоинства в этом наряде. На нас не было почти никакой одежды, кроме крепких сандалий на ногах, кожаных юбочек на бедрах да поясов с карманами, в которых лежали все необходимые инструменты и оружие. А еще мы были с ног до головы в краске. Волосы, кожа, одежда, оружие, каждый квадратный дюйм наших тел и всего, что их покрывало, был выкрашен в кричаще-оранжевый цвет. Нам пришлось окунуться в бочку с краской, наподобие титаноплодов, которых заставляют с головой заходить в бассейн, наполненный жидкостью от паразитов. Разумеется, об этой практике мы знали заранее, да и кто не знает? Не что иное, как эта странная «дыра в глазу» Пожирателей, полная невосприимчивость гигантами оранжевого (или того оттенка, который он принимает при голубоватом освещении Гнезда), делает возможной и саму откачку, да и всю живичную индустрию в целом. Этот дефект зрения Пожирателей с незапамятных времен обогащал человечество и обеспечивал вящее процветание его стад по всему миру.
Но знать – это одно, а стоять у спуска в шахту при ярком свете дня, льющемся внутрь главного здания сквозь дыры в потолке, практически голым и тыквенно-рыжим, точно карнавальный клоун, – это совершенно другое. Терпеть такой позор и надругательство накануне не менее унизительного спуска в ведре в недра горы, знать, что впереди тебя ждет тяжкий труд, сопряженный со многими опасностями, и быть не в состоянии получить у Костарда жизненно важную информацию – нет, от этого можно было просто сойти с ума.
– Или ты скажешь, – загудел Барнар, – каким образом ты заработал эту царапину на лбу, или мы отныне и навсегда предоставим твою шахту ее судьбе! Тебя заметили, так ведь? Несмотря на краску, Пожиратель увидел и схватил тебя? Почему это произошло?
– Я поскользнулся, – с холодным достоинством ответил молодой человек, – на экскрементах личинки.
Вскоре мы уже были в курсе основного содержания этой истории, как нам ее поведал раздражительный юноша. Поскользнувшись на экскрементах, он не позаботился о том, чтобы обтереть сандалии, движения которых стали заметны гигантам, поскольку краску на них частично скрывала грязь. Одна из вечно бодрствующих Нянек, которые кормят личинок и ухаживают за ними, бросилась на него с явным намерением сожрать, – очевидно, приняла его за паразита, – и Костард бросил свой флакон с сильно пахнущим веществом (средство предосторожности, которым снабжают каждого спускающегося вниз откачника) в самый последний момент. Умиротворенная ароматом, Нянька тут же принимает невезучего откачника за отпрыска своего собственного народа и заботливо водворяет его между остальных личинок. То, что Костард отделался лишь небольшой царапиной, свидетельствует о совершенстве устройства гигантских челюстей Пожирателей, которые способны с такой нежностью обращаться со столь мелким по их масштабам объектом, как человек.
Мы были чрезвычайно раздосадованы тем, что Костард предпочел бы принести полезный урок, извлеченный нами из этого происшествия, в жертву собственному тщеславию: мы должны зорко следить за тем, чтобы ни пятнышка грязи не пристало к нашим клоунским нарядам, ибо любая соринка делала нас частично видимыми для гигантов, которых мы обворовывали.
Слишком скоро наступил момент, когда мы должны были шагнуть в вагонетку-ведро и лишить себя счастья видеть небо и солнечный свет, наслаждаться ветром, дождем и звездами. И все же Барнар, прежде чем захлопнуть за нами крышку люка, не удержался от последних наставлений племяннику.
– Смотри, не упусти возможность воспользоваться помощью, щедро предложенной тебе Бантом, – поучал он. – Мы будем слишком заняты, обучаясь этому делу внизу, так что наверху все должно идти гладко. – Ледяной кивок Костарда показался нам не слишком обнадеживающим. Он все еще кидал на Банта полные непримиримого недоверия взгляды, – можно было подумать, что молодой осел подозревает скрытое коварство в неизменном миролюбии и доброжелательности пасечника.
– Слушай, Костард, – вставил я. – Прими помощь, которую предлагает Бант. Тебе нужна помощь. Разве упадок этого некогда величественного предприятия, – тут я высунул из ведра руку и взмахнул ею, указывая на окружавшее нас пустынное здание, – не подсказывает тебе, что ты, возможно, оказался не на высоте в качестве управляющего?
Костард стоял не шевелясь, точно громом пораженный: видно, мое причудливое предположение далеко превзошло самые дикие его фантазии.
– Хватит! – прогудел Барнар. – Давай спускаться, быстрее начнем – быстрее кончим. Запомни, племянник, две недели, не больше! Готов, Ниффт?
– Да, – вздохнул я. Барнар захлопнул дверь в шахту. Тросы пришли в движение, и мы с грохотом поползли в темноту.
Заглотивший нас каменный пищевод пропитывал едва ощутимый запах, выдававший присутствие какого-то животного, который становился тем сильнее, чем глубже мы опускались, пока не превратился наконец в резкую вонь звериного логова. Несколько лет тому назад в нескольких сотнях лиг от этого места мы с Барнаром уже спускались однажды в глубину гор Кайрнского континента (о чем рассказывается в «Рыбалке в море Демонов»), и теперь, погружаясь в скрипучую, гремящую тьму, мы оба вспоминали то приключение.
Однако теперь аура, в которую мы соскальзывали, была явно не демонического происхождения. Запах Гнезда был более жизнеутверждающим, оно дышало плодородием и неукротимой энергией. Наш спуск напоминал не погребение заживо, но вход в святилище божества, бурлящее и кишащее примитивной жизнью.
Мы давно были готовы к остановке вагонетки – и она наконец остановилась с громким металлическим лязгом, – ибо аура Гнезда стала настолько сильной, что воздух, казалось, гудел вокруг нас, и все же финальный толчок, свидетельствовавший, что путь вниз завершен, заставил учащенно забиться мое сердце.
Прямо перед нами призрачно светился прямоугольник тонких голубых линий: дверь в личиночную камеру. Пошарив, я нащупал задвижку и резким движением распахнул люк.
Только ощутив болезненный укол разочарования, я осознал, насколько напряженным было мое ожидание. Никаких гигантов там не было, дверь вела всего-навсего в наполненную инструментами подсобку,
