Небо внезапно прочертил кровавый зигзаг молнии. Судно вздрогнуло, словно от боли. Молния ударила прямо в поднявшийся вверх борт. Ярким костром вспыхнул бушприт, за ним фок-мачта и грот-стеньга. Еще мгновение и все три мачты, не выдержав напора ветра, разом треснули и со всеми находившимися на них людьми рухнули в кипящую воду. Крики ужаса на какой-то миг перекрыли вой ветра. Облегченный корвет меж тем поднялся на ровный киль. Кологривов с Гогардом бросились к матросам, надо было, не теряя времени, спасать упавших за борт и рубить тянувшийся за мачтами такелаж. Мачты все еще колотило о борт, и от них нужно было как можно скорее избавиться.
– Бра-атцы… спа-аси-и-те! – неслось из пенных разводьев.
Русский моряк остается таковым всегда. Сразу несколько матросов и офицеров прыгнули за борт, в надежде спасти хоть кого-то из упавших. Неимоверными усилиями из воды удалось вытащить двадцать два полузахлебнувшихся и избитых волнами матроса. Остальные девятнадцать, ушибленные при падении и запутавшиеся в такелаже, погибли.
Избавившись от мачт, кое-как потушив пожары, моряки попытались определить свое место лотом. По счислению «Флора» была теперь у албанских берегов, близ мыса Дураццо.
– У Дураццо и в самом дурацком положении! – невесело пошутил Кологривов, выслушав доклад штурмана.
Волнение меж тем немного стихло, и корвету удалось зацепиться становыми якорями за грунт. Всю ночь шла лихорадочная работа: ставили фальшивые мачты, вязали к ним реи с запасными парусами. Судовой доктор Гейзлер перевязывал раненых и ушибленных.
С рассветом Кологривов предпринял еще одну попытку пробиться к Корфу. Едва подул попутный ветер, «Флора» снялась с якорей и двинулась вперед. Но и этот бросок отчаяния успеха не принес. К вечеру ударил противный шквалистый зюйд-вест и, несмотря на все попытки лавировать, корвет упрямо сносило к албанскому побережью. И снова ударил шторм. – Впереди рифы! – кричали впередсмотрящие.
– На штуре! Лево руль! Как можно левее! – срывал голос в крике Кологривов.
– Не хочет, сволочь, хоть тресни! – плевались соленой водой рулевые, телами повисая на штурвальном колесе.
– На лоте тридцать саженей!… Двадцать! – извещали криком с бака.
– Отдать дагликс с плехтом! – торопясь успеть зацепиться за дно, командовал Кологривов.
Якоря исчезли в штормовой мути. «Флора» дернулась было, замедляя свой бег, но затем снова пошла к берегу. – А черт! Не держит! Отдать вспомогательные!
Немедленно отдали шварт и буй, прозванные моряками «якорями надежды». Но и эта последняя мера ничего не изменила. «Флору» неумолимо волокло прямо на прибрежные камни.
– Ну приходи, кума, любоваться! – крикнул кто-то. – Счас понарадуемся!
Корвет со страшной силой швырнуло на клыки скал. Ударом вышибло руль.
– Господи, она и пришла, погибель наша! – крестились моряки.
Прижимным ветром корвет повалило бортом к волне и вновь положило на бок. Теперь каждая новая волна вначале приподнимала «Флору» с камней, а затем вновь и вновь швыряла на них со страшной силой. Каких-то несколько минут спустя трюм уже был полон воды. Люди столпились наверху, держась за что угодно, лишь бы не вылететь за борт при очередной волне.
Было совершенно очевидно, что долго корпус судна таких ударов не выдержит и время жизни корвета исчисляется всего лишь несколькими часами. Проливной дождь с градом дополняли и без того жуткую картину кораблекрушения.
На шканцах совещались, что делать дальше. Стоя по пояс в пенных бурунах очередной волны, офицеры решали свою судьбу. Решение было единогласным и скорым: бросать за борт все тяжести, хоть немного облегчая судно, а затем свозить команду на берег.
В воду полетели пушки и ядра, пороховые бочки и запасной такелаж, но толку от этого было мало. «Флору» все так же неистово колотило о камни, и каждый новый удар казался последним…
В полдень 28 января капитан-лейтенант Кологривов решился, наконец, покинуть судно.
– «Флору» нам уже не спасти! – сказал он. – Попытаемся спасти хотя бы людей!
С большим трудом удалось спустить последний, еще не разбитый, четырехвесельный ял. По перлиню, закрепленному на корвете, на нем отправился к берегу лейтенант с четырьмя матросами-добровольцами. Офицер решился добраться до берега, закрепить там другой конец перлиня и затем по нему на яле начать переправлять команду с корвета. Но храбрецам не повезло. Прибоем ял разнесло в щепки о камни. Однако добровольцы все же дело свое сделали. Они не только спаслись сами, ко и сумели удержать ходовой конец перлиня, который тут же закрепили на ближайшем камне.
Теперь матросы по одному бросались в кипящую воду и, держась за перлинь, плыли к берегу. Со спасением надо торопиться, так как «Флора» трещала, не переставая.
– Жив останусь, по возвращении мастера Исакова в усмерть упою! – стараясь заглушить шум прибоя, кричал старшему офицеру Кологривов. – За то, что судно столь добросовестно сработал. Схалтурил бы, и лежать нам всем уже на дне!
Эвакуацию команды начали с самых молодых матросов. К ночи на берег были свезены все матросы и лоцман-черногорец. Затем переправились офицеры и боцман. Последним, оставшись верным букве устава, покинул «Флору» Кологривов. Перед тем, как прыгнуть в воду, капитан-лейтенант в последний раз оглядел свое погибающее судно:
– Прощай «Флорушка», так уж получилось! – словно извиняясь, бросил он на прощание.
Лицо командира было мокрым то ли от брызг, то ли от слез…
Во время переправы на берег погибли шесть малолетних юнг. Не умея хорошо плавать, мальчики быстро слабели, выпускали из рук канат и шли ко дну. Крики погибавших заглушал рев шторма, и никто не мог им помочь…
Измученная, окоченевшая команда собралась на берегу. У кого-то из офицеров в кармане сюртука нашелся кремень. С его помощью кое-как высекли огонь. Развели костры. Немного обсушившись, улеглись спать. Ветер был по-прежнему холоден, а проливной дождь быстро залил костры. Однако люди, тесно прижавшись друг к другу, спали как убитые.
На рассвете проснувшись, моряки увидели, что от их красавицы «Флоры» остался только несуразный, избиваемый волнами остов. Глядя на тягостное зрелище, многие плакали. Корвета более не существовало.
Спустя месяц останки разбитой волнами «Флоры» обнаружил бриг «Феникс». По приказу командира остов несчастного судна сожгли. Однако о судьбе спасшихся моряков ничего узнать тогда не удалось.
Страшный шторм, помимо «Флоры», погубил и бриг «Аргус», тот самый, что был совсем недавно куплен в Англии. По ошибке лоцмана «Аргус» был поставлен на мель у Корфу и уничтожен штормовыми волнами. Команду и грузы, впрочем, спасли. Потерпели от шторма и союзники англичане. Британский флот потерял 64-пу-шечный линейный корабль «Афинянин», разбившийся о каменную скалу у Сицилии. При этом погиб капитан Реинсфорд и три с лишним сотни матросов.
«Венус» покидал Катторо одним из последних. Бро-невский хотел было попроситься перевестись на один из тех кораблей, что оставались в Адриатике, однако в последний момент посчитал это малодушием и от затеи своей отказался.
Расставание с Машей было очень грустным. Он что-то говорил, рассказывал, как пользоваться денежным аттестатом, который оставлял, помимо наличных денег, а она, казалось, совсем не слушала. Нет, Маша не билась в истерике и не рыдала, она лишь молча и неотрывно смотрела на него. – Почему ты так на меня смотришь? – Потому, что хочу насмотреться! – Поверь, все будет хорошо, и мы скоро увидимся!
– Я буду молиться за тебя и ждать хоть тысячу лет! Как всегда, Maшa провожала его, стоя на кромке причала. Володя долго еще мог видеть ее маленькую фигурку.
Большинство офицеров, наоборот, было настроено весело. Помимо ожидания морских баталий с турками, все были рады возможности побывать на Корфу. Дело в том, что там можно было от души повеселиться на Спьянадо, на маскарадах и в театрах. Да и обольстительные гречанки умели обманывать бдительность своих ревнивых мужей.
