остановлен ружейной пальбой уже успевших добежать до шлюпки матросов. А затем над головой мичмана и канонира звонко свиснуло. Это уже поддержал огнем «Венус». Наконец, и шлюпка. Гребцы уже на веслах.
– Отваливаем!
Последним прибежал канонир. В шлюпку его втащили на руках. Старик долго не мог отдышаться.
– Сызмальства так шибко не бегал! – говорил, как оправдывался.
– Ничего, главное – костер твой горит, кажется, на славу! – махнул рукой Броневский.
С берега запоздало принялись палить из ружей и пистолей, но пули уже не долетали. Спустя четверть часа мичман с матросами были на «Венусе».
– Магазин подожжен! Все люди в целости! – доложил он Развозову.
– Вижу! – кивнул тот. – Славно сработали! Тебе спасибо, а остальным по лишней чарке!
Со стороны берега поднимался огромный столб черного дыма. Сгорал с таким трудом добытый султаном хлеб для Константинополя и воюющей армии, вместе с ним сгорала и надежда на успешный исход блокады.
Результаты не заставили себя ждать уже на следующий день. Уничтожение хлебных припасов породило среди турок панический слух, что это только цветочки, в Дарданеллах готовится высадка стотысячной армии русских, англичан, греков и славян. Немедленно взбунтовались пять тысяч албанцев-наемников. Запершись в одной из крепостей, они отразили несколько приступов янычар, а затем, заклепав пушки, прорвались в горы, предавая огню и мечу все, что попадалось на пути. Начались волнения в самом Константинополе. Вначале толпы голодной черни просто кричали на улицах, посылая проклятья визирю и султану, а затем бросились громить лавки. Селим Третий попытался усмирить бунт, но это не удалось. Янычары отказались резать обывателей, а, вынеся свои огромные медные котлы на площади, начали лупить в них колотушками. Они требовали бараньей похлебки.
Результат рейда «Венуса» в Саросский залив явился последней каплей, переполнившей чашу терпения турок. Теперь у Селима Третьего оставалась одна надежда на успех своего флота в противоборстве с российским.
А трудяга «Венус», тем временем, отправив призовые суда к Тенедосу, ушел в очередное крейсерство. На этот раз курс был проложен вдоль Румелийского берега, чтобы устроить погром к югу от пролива.
Если бы Броневскому тогда кто-нибудь сказал, что результатом его лихого десанта в заливе Сарос станет скорое генеральное сражение, которого так ждали наши моряки, и последующее свержение турецкого султана, он бы только рассмеялся в ответ…
В это время, устав ждать выхода турецкого флота, Сенявин решился еще на одну демонстрацию. Контр-адмирал Грейг был послан с «Рафаилом», «Селафиилом» и «Еленой» к острову Метелино.
– Может, хоть теперь, увидя нас в малом числе, решится на нас напасть! – посвятил главнокомандующий в свои планы младшего флагмана. – Хорошо бы! – согласился Грейг.
Увы, и этот отвлекающий маневр успеха не принес. Спустя несколько дней Грейг возвратился к Тенедосу. Единственно, что удалось узнать, так это то, что турки спешно выезжают с архипелагских островов на материк. Эгейское море отдавалось российскому флоту без боя! Однако флот султана оставался недвижим.
– Приросли они там ко дну своими килями, чтоли! – ругались моряки, до боли в глазах вглядываясь в дарданелльские теснины.
Там было по-прежнему пустынно. Лишь хлесткий норд-ост гнал к берегу нескончаемую вереницу волн, чтобы затем вдребезги разбить их о скалы.
К острову Святого Евстафия «Венус» подходил в сопровождении двух каперов: старого «Курьера» и нового, именуемого «Иридой». На этот раз капитан-лейтенант Развозов имел, кроме обычной задачи по закупке продовольствия, еще одно секретное и чрезвычайно важное поручение, о последствиях которого Сенявин сказал так:
– Ежели все удастся, как задумано, то не миновать в столице турецкой бунта!
Едва подошли к острову, на фрегат приехал шлюпкой местный греческий староста. Договорились быстро, и сразу ударили по рукам. Получив от Развозова деньги, староста обещал в тот же день отправить на Тенедос сотню баранов, зелень и вино.
Не теряя времени, отряд двинулся дальше к видневшемуся на горизонте острову Скиро. Отослав оба капера на перехват возможных турецких судов (одного к Негропонту, второго к острову Тино), Развозов велел лечь в дрейф. Вдалеке среди зелени на берегу виднелись какие-то развалины. Больше, сколько ни старались, разглядеть ничего не смогли. Офицеры собрались на шканцах.
– Ну что здесь, господин учитель, связано с древней Элладой? – обратились они к всезнающему Броневскому. – Просвети нас!
– С огромным удовольствием! – отозвался тот и вышел на середину. – Остров Скиро весьма в древности был известен. Прежде всего здесь родился знаменитый философ Ферекид. Именно здесь вместе с дочерьми царя Никомеда воспитывался в женском платье Ахилл и именно на Скиросе, наконец, умер Тезей!
– Что ж, для одного острова знаменитостей более чем предостаточно! – согласились собравшиеся. – Тем более что ныне его посетил еще и наш ученый муж господин Броневский со товарищи!
Поодаль прислушивались к разговору офицеров вахтенные матросы. После сдачи вахты они непременно, как смогут, перескажут то, что слышали об острове, кое-что прибавят и от себя. А потому уже к вечеру весь фрегат будет знать, что на тутошнем острове жил когда-то грамотей Ферапонт, помер некий Тимофей, а какой-то Охул (ну и имечко, прости, Господи!) и вовсе бегал в женском платье!
– Отдан правый якорь дагликс! Взял хорошо! – доложил на шканцы боцман. – Канату вытравлено двадцать саженей!
– Каков грунт? – запросил вахтенный лейтенант лотовых.
Те, вытащив лотовую гирю, оглядели смазанное салом донышко. – Грунт – ил!
– Ваше благородие! – подбежал к Броневскому рассыльный. – Вас к себе требует господин капитан!
Развозов сидел в кресле. Мундир был расстегнут. Командир отдыхал после сытного обеда. Рукой показал мичману на стул.
– Надо высадить на берег партию! Ты во главе! – сказал он, когда Броневский присел на край стула. – Впрочем, все как всегда!
– Готов! – коротко мотнул головой мичман. – Когда высаживаться?
– Немедля! На берегу вас должны встретить греки-проводники. Если нарветесь на турецкий отряд, сразу же отходите к шлюпке, а мы вас прикроем пушками. Геройствовать не надо и людей береги. Где-то здесь, помнится, обитали твои любимые Ахилл с Тезеем, так что места почти знакомые!
Поднявшийся на шканцы Развозов разглядывал в трубу прибрежные холмы. Броневский сбегал переодеться в походное платье, за шпагой и пистолетами.
– Найдешь греческих старейшин, договорись о закупке продовольствия, – крикнул вдогон старший офицер.
– Весла в уключины! – скомандовал, спрыгнув в шлюпку, Броневский.
– Куды плывем? – поинтересовались гребцы, весла в уключины вставляя.
– На могилу к Тезею! – рассмеялся в ответ мичман, хотя шутить в этот момент ему нисколько не хотелось.
Матросы переглянулись: может, шутит, а может, и блажь барская, поди разбери!
Из дневника Владимира Броневского: «Тихое утро, день прекраснейший. Вокруг нас не видно было никакого селения, но зелень лесов, растущих на небольших возвышенностях, луга и поля манили выйти на берег. Сев в шлюпку и приближаясь к берегу, приметили мы, что вода на глубине 6 сажен сделалась прозрачна, как стекло. Там, на чистейшем песке дна, плавали тысячи многообразных полипов, морских ежей, звезд, коньков и всякого рода рыб, столь прелестно испещренных, каких нельзя и вообразить в