Эта мысль внезапно породила у меня новую:
— Слушай, Горыныч! Давай назовем каждую из твоих голов своим собственным именем!
— А как же быть с моим старым? — насторожился Змей. — Я к нему уже так привык!
— Старое общее имя пусть остается! — подумав, сказал я. — А новые будут у тебя для каждой головы в отдельности. Неужели тебе приятно, когда все твои головы обращаются друг к другу словами: “Эй ты, левая!”, или: “Эй ты, правая!” Насколько будет лучше, когда все они получат свои собственные имена!
— Мы согласны! — разом закричали все три головы. — Назови нас, только чтоб имена были красивые!
— Не боись! Придумаю, пальчики оближете!
Настоящее местопребывание и философические высказывания Горыныча навели меня на крамольную мысль.
— Я придумал! — решительно заявил я. — Отныне левую голову будут звать Демокрит, среднюю — Платон, а правую — Сократ!
Средняя и правая удовлетворенно закивали. Новые имена им понравились. Левая же почему-то начала артачиться:
— Что это за Демокрит еще такой для меня выискался? Не желаю так зваться! Нелюбо мне такое прозвище! Нет ли у тебя для меня чего получше?
— Если не хочешь быть Демокритом, то можешь стать Софоклом, Эпикуром, Пифагором или на худой конец Архимедом! — предоставил я ей самый широкий и весьма достойный выбор.
Худой конец левой голове тоже не понравился, и она решила отныне зваться Пифагором. На том и порешили.
Уже перед самым сном Платон начал ни с того ни с сего нести какую-то несусветную чушь про неведомый остров, поглощенный океаном, где жили самые совершенные в мире звероящеры. Платон столь энергично живописал свой таинственный остров, что мне пришлось его одернуть.
— Платон, ты мне друг, но истина дороже! — сказал я ему. — Заткни свою пасть, пожалуйста!
— Что верно, то верно, Платон, истина дороже всего! — решительно поддержал меня в этом явно философском вопросе Сократ.
Новоиспеченный Пифагор в нашей перепалке не участвовал. Он задумчиво чертил когтем лапы на земле корявые треугольники.
Над Олимпом взошла ночь, и, глядя на небо, я подумал, что звезды отсюда намного ближе, чем с земли.
Утром я проснулся оттого, что мимо меня, обдав сильным жаром, с шумом и грохотом промчалась квадрига огненных лошадей, запряженная в золотую колесницу. То выехал на небо бог Солнца Гелиос. В золотом шлеме и ослепительном одеянии, с жутковато горящими глазами, он помчался вверх по облакам, приведя с собою новый день.
Наскоро ополоснув лицо водой, проглотив кусок безвкусной амброзии и выпив ковш приторного нектара, я отправился во дворец Зевса выяснять наши дальнейшие отношения. Впереди, судя по предостережениям Аполлона, меня ждало не самое легкое из испытаний.
На сей раз у входа в небесный дворец уже не было никаких нимф. Вместо них я увидел такое, от чего мурашки невольно поползли по моей спине, а лицо в одно мгновение покрыло липким потом. Перед самыми ступенями стояли три невообразимых чудовища. Каждое из них было в несколько раз выше и шире меня, имело с полсотни небольших, но явно хищных голов и никак не меньше сотни рук, в каждой из которых был зажат меч или увесистая дубина. Настоящие автоматы для убийства. Напрягая память, я вспомнил, что это скорее всего печально известные гекатонхейры, сыновья Геи и Урана. Некогда Зевс определил их сторожить низвергнутых в тартарары титанов. То, что все трое сторуких столь экстренно были призваны на Олимп, наводило меня на невеселые размышления. Выходило, что перевес здесь пока одерживает партия войны. Но делать было нечего и я, набравшись мужества, двинулся между сторуких к лестнице. Проходя мимо страшилищ, я все же не удержался и, сделав беззаботное лицо, крикнул им:
— Приветствую вас, достойные сторожа Котт, Бриарей и Гиес!
— Откуда ты знаешь наши имена, Посланник? — рявкнуло разом полторы сотни голов.
— На то я и Посланник, чтобы знать о вас даже то, что и вы не знаете о себе! — озадачил я сторожевых монстров.
Кладенец, шипя, извергал во все стороны снопы синих искр, явно горя желанием сразиться со сторукими. Успокаивая Меч, я нежно поглаживал его рукоятку. Внимая мне, Кладенец несколько поутих, но все равно время от времени внезапно подрагивал и тихонечко звенел.
В парадном зале опять были собраны все боги. Я пробежался взглядом по стоявшим. Вот хромоногий Гефест, а рядом в короткой тунике, заколотой золотой фибулой, ветреная красавица, богиня любви Афродита. Вопреки моему ожиданию, первая красавица Олимпа никакого впечатления на меня не произвела. Может, потому, что мне никогда не нравились крашеные блондинки. Стоявшая далее Афина на правах старой знакомой едва заметно кивнула мне головой, увенчанной внушительным шлемом. Вот Аполлон и красивая женщина в короткой тунике с луком за плечами. Это, судя по всему, его сестра, богиня охоты и целомудрия Артемида. Я демонстративно равнодушно прошел мимо брата с сестрой, ни единым движением не показав свое знакомство с Аполлоном. Стоявшая далее богиня Гея тоже приветливо мне кивнула, а Гера, наоборот, демонстративно отвернулась.
Рядом с троном громовержца стояли трое. Первый с длинными сине-зелеными волосами и такой же длинной бородой, сжимающий в руке трезубец. Это бог морей синекудрый Посейдон. Насколько я знал, Посейдон не жил на Олимпе, а имел свой собственный дворец на дне моря. Значит, и он был вызван сегодня Зевсом на свет!
Второй не менее могучий, но куда более мрачный бог сжимал в руке двузубец. Это один из братьев Зевса владыка подземного мира и царства мертвых Аид. У ног Аида лежал здоровенный черный пес Цербер, скаливший на меня огромные желтые клыки. Чуть в сторонке стоял еще один бог. Он был по самые глаза закован в доспехи. Я почувствовал на себе его тяжелый и злобный взгляд. Это был бог коварной и
