перед предстоящей схваткой, а потому вина и веселья на неаполитанских галерах было хоть отбавляй!
Пока Монкад гулял под чарующие звуки мандолин, Филипп, прошедший суровую военную школу своего дяди, даром времени не терял. Уведомленный шпионами о численности и намерениях сил вице- короля, он поспешил изготовиться к неминуемой встрече. Для начала он принял на борт отряд мушкетеров и освободил от оков всех своих гребцов-невольников, обещая им свободу за храбрость и выносливость в предстоящем бою. Гребцы ответили дружным согласием. Две галеры Филипп предусмотрительно оставил в резерве, чтобы они ввязались в бой только тогда, когда чаша весов заколеблется. Когда флоты наконец сошлись между собой в Салернском заливе, Гугес Монкад, внезапно заробев, спросил у своего помощника рыцаря Жюстиниана:
— Что нам сейчас лучше делать?
Тот недоуменно поглядел на вице-короля:
— Об этом надо было думать, когда гуляли на Капри. Теперь же остается одно — драться!
Тотчас Монкад дал сигнал к атаке. Вначале победа склонялась на сторону имперцев. Они даже захватили у Филиппа одну из галер. На затем в бой ввязались две резервные галеры младшего Дориа, и вице-король был сломлен. Потеряв две галеры потопленными, а две плененными, сам Монкад продолжал сражаться, будучи неоднократно раненным, пока не пал на палубе мертвым. После гибели предводителя сопротивление прекратилось. Всех пленных, а среди них оказалось немало именитых испанцев, решивших вслед за своим вице-королем разделить лавры легкой победы (среди них весьма влиятельные и близкие императору маркизы Дювгаста и Аскана Колллона), Филипп тут же отправил на захваченных галерах в Геную, чтобы наглядно продемонстрировать горожанам мощь и доблесть клана Дориа. Салернская победа племянника пришлась адмиралу как раз кстати.
Андре Дориа в это время принимал самое живое участие в интриге своего тестя, стремившегося отделить Геную от французской короны. Почему Дориа, только что столь щедро обласканный Франциском, решился отплатить ему столь черной неблагодарностью, точно неизвестно. Сам адмирал никогда об этом никому не рассказывал, не сохранилось и каких-либо документальных свидетельств его мотивов. Вполне возможно, как считает ряд итальянских историков, здесь был чисто политический мотив: передать Геную под испанское покровительство. Но тогда совершенно не ясно, почему же Дориа не перешел в свое время открыто под длань испанского монарха? Думается, и здесь в большей мере было все связано с финансовыми и экономическими интересами как генуэзского купечества, так и самого Дориа, никогда не слывшего бессребреником. Мощнейшая и огромнейшая Священная Римская империя, трон которой по совместительству с испанским занимал Карл V, являлась бездонным торговым рынком для генуэзских купцов, не идущим ни в какое сравнение со сравнительно небольшим французским рынком. Первыми поняли всю выгоду дружбы с испанцами венецианцы, теперь же и генуэзцам надо было что-то координально решать в своей экономической политике, чтобы не остаться ни с чем.
Казалось, зачем было, собираясь идти под скипетр испанского монарха, столь беспощадно громить его вице-короля? На самом же деле никакого противоречия здесь вовсе не было. Семейство Дориа наглядно демонстрировало Мадриду свою силу, а значит, определила и цену на свои услуги. Император Карл намек понял сразу.
Тем временем военные действия между Парижем и Мадридом снова грозили разразиться с еще большей силой. Вернувшийся из испанского плена французский король был преисполнен решимости взять долгожданный реванш за все понесенные поражения и унижения. Одержанной победе Дориа над испанцами Франциск был, в общем-то, рад, но положения самого Дориа она в глазах французского короля не упрочила, а скорее наоборот. Недруги адмирала, а таких в Париже хватало, во главе с канцлером Дюпра тут же доложили Франциску, что Дориа специально не торопился овладевать Сицилией, имея на то тайный сговор с испанцами. Многочисленные биографы — почитатели Дориа — считают адмирала жертвой тонкой дворцовой интриги, раскрученной его завистниками. Безвинный Дориа, по их словам, стал жертвой заговора королевских фаворитов, ревновавших его к славе. Введенный их нашептыванием в заблуждение, Франциск и потерял доверие к бесконечно преданному ему адмиралу.
На самом деле, вероятнее всего, ситуация была совершенно иная. Имея в немалом количестве собственных шпионов в Генуе, французский король был вовремя ими предупрежден, что его адмирал начал вести двойную игру, и сделал из этого правильные выводы. Ничто, даже победа Филиппа Дориа над вице- королем Монкадой, не смогло обмануть этого опытного политика. Тем более что победа над неаполитанским вице-королем ничего в расстановке сил не меняла. Вместо Монкады Карл тут же назначил нового вице- короля, а погибших наемников жалеть и вовсе было не принято. Иное дело чрезвычайно затянутая экспедиция Дориа на Сицилию, которая была им по существу провалена. Ее срыв привел к тому, что Франциску пришлось вести переговоры о мире с Карлом на куда более тяжелых условиях, чем в случае успешного десанта на остров. В Париже предполагали предательство со стороны генуэзского адмирала и, думается, были не слишком далеки от истины.
— Каков негодяй! — возмутился король. — А я ему так верил! Пусть же за это коварство Генуя вернет мне все издержки Сицилийского похода!
Но наивный Франциск напал не на тех! Разумеется, Дориа и генуэзские купцы возвращать деньги наотрез отказались. Дружба дружбой, а золотишко врозь! Скандал разрастался все более и более, втягивая в себя новых и новых людей. Биография Дориа гласит: «Франциск I слишком легко поверил этой клевете, послал графа де Труа в Геную, с повелением требовать от города суммы, которая вознаградила бы его за издержки на Сицилийскую экспедицию и которую Дориа не выполнил. Дория имел возвышенную душу и был не способен сносить унижения. Повод требования графа де Труа от республики касался и до Дориа, и он предложил назначить день, чтобы дать ответ графу. По прибытии графа, Дориа сел на коня и отправился с пятьюдесятью благородными генуэзцами… в замок губернатора, которому объявил о требовании короля. Потом, возвысив голос, сказал, что город, истощенный людьми и деньгами, не в состоянии уплатить суммы, требуемой двором французским. Виконт де Тур устрашился, поспешил выехать из города во Флоренцию, откуда жаловался королю на Дориа и на генуэзцев. Франция уже много нанесла неудовольствий Дориа.
Его известили, что король, желая возвратить своих детей, оставшихся заложниками в Мадриде, старался заключить тайный мир с императором, что в числе главнейших статей условия было сказано, что все будет оставлено в Италии так, как было до прихода маршала Лотрена в те государства. Чрез что Генуя снова доставалась во владение Антония Адорно…» Из данной цитаты черным по белому явствует, что семейство Дориев спешило опередить в занятии высших постов республики святого Георга своего давнего конкурента — семейство Адорно, которое традиционно тяготело к Мадриду. И если у Адорно козырем была их давняя и безусловная преданность испанскому монарху, то конкуренты могли рассчитывать лишь на своевременную и выгодную продажу Карлу V флотоводческого таланта Андре Дориа вместе с его флотом. Император будет в своем выборе колебаться не так уж долго и предпочтет будущие услуги прошлым, а словоблудию реальную силу…
Но и Дориа стоял теперь перед непростой задачей. Адмиралу надо было найти предлог для измены французскому монарху, причем предлог столь серьезный, который бы не уронил, а наоборот, возвысил его в глазах как генуэзцев, так и испанцев. И такой предлог был найден! Едва до Генуи дошел слух, что Франциск I намерен отделить от Генуэзской республики лигурийский порт Савонну и создать там собственный порт, который бы облегчал Парижу контроль над Италией, Андре Дориа начал действовать. До настоящего времени в точности неизвестно, питал ли какие-либо надежды в отношении Савонны Франциск. Итальянские историки говорят, что питал, французские же категорически отрицают это. Впрочем, и то и другое уже не важно. Для Дориа был важен сам предлог. Не теряя времени, адмирал сам отдает приказ о начале строительства новых фортов в Савонне, но уже рассчитанных против французов. Одновременно он пишет французскому королю письмо, черновик которого по «рассеянности» тут же попадает в руки горожан и уже на следующий день становится известен всей Генуе. Текст же письма гласил: «Великий государь! Генуя всегда была столицей Лигурии, и потомство не без удивления взирать будет, что ваше величество лишили ее этого преимущества, без достаточной к тому причины. Генуэзцы чувствуют, сколь ваши намерения относительно Савонны противны их пользам. Они все просят оставить эти намерения и не жертвовать общим благом видам нескольких царедворцев. Я осмеливаюсь присоединить и мои просьбы, прося той милости в награду заслуг, оказанных мною Франции. Если государство Ваше до необходимости в деньгах, то я к моему жалованию, которое мне должны, добавлю еще сорок тысяч талеров золотом». Это был уже открытый вызов! Как мог такой гордец, каким был Франциск, оставить без ответа наглость, когда в начале
