— И что же сие означает? — спросил он и подошел к единственной бывшей на борту шхуны старой карте.
Матисен циркулем дырявил ватман:
— Сие означает, что мы находимся в юго-восточной части Карского моря, полуостров Ямал должен находиться примерно в расстоянии двадцати миль. К сожалению, карта еще осьмнадцатого века, а потому более точно по ней ничего сказать невозможно!
— Для исправления оных нас в эти края и направили, — вздохнул Крузенштерн.
Сразу же послали самого глазастого из матросов на марс, но он так ничего не углядел.
Из дневника лейтенанта Крузенштерна: «К утру 3-го сентября ветер стих и погода стала довольно ясная. Я спустил грот-стеньгу. По наблюдению долгота 66 градусов 00 минут остовая. Шхуну более никуда не несет; глубина та же. В полдень нашел густой туман, а после полудня ветер засвежел с дождем. Для облегчения шхуны, я выгрузил все бочки с водою. Ветер к вечеру весьма засвежел. В 8 с половиной часов лед кругом судна дал сильное движение, и треск послышался во всех членах шхуны; переборки на палубе были смяты и палуба поднималась по временам совершенным горбом. В ту же минуту вынесли на льдину все инструменты и выбросили провизию и вещи команды; все сложено в шлюпки и палатку. В 4 часа лед опять перестал двигаться; шхуну выперло носом на лед и положило на бок; корма осела ахтерштевнем на 9 с половиной футов.
4-го сентября в 8 часов пополуночи начал я выгрузку трюма. На лед были перенесены: упряжка ездовых собак, вся провизия, все дрова, все запасы, также паруса. После обеда начали выгружать железный балласт, что было чрезвычайно трудно; весь задний трюм был наполнен водою; сколь возможно было работали помпы и нам удалось выкачать к вечеру большую часть накопившейся в трюме воды».
Готовые по первому приказу оставить поврежденное судно, люди, тем не менее, из последних сил боролись за его спасение. Утром следующего дня Крузенштерн вызвал к себе двух поморов: подштурмана Черноусова и матроса Молчанова:
— Надо провести рекогносцировку на ост, поглядеть не видно ли где земли!
Вооружившись гарпунами и револьверами (на случай встречи с белым медведем) и лотлинем (для замера глубины), подштурман с матросом на лыжах отправились в путь. Пройдя около двадцати миль, они нашли высокую ледяную гору, и, взобравшись на нее, пытались в зрительную трубу увидеть берег. Однако, несмотря на ясную погоду, ничего разглядеть так и не удалось. Обратно возвращались по своим же следам. По возвращении доложились.
— Есть ли на льду промоины? — спросил Крузенштерн.
— Промоин и полых мест не видели, зато трещин и обрывистых льдин полным-полно! Кроме этого нашли глубину в 17 саженей, грунт ил! — доложились разведчики.
К этому времени команда уже закончила сооружение жилой палатки. Остов ее сделали из рангоута, который укрепили вместо кольев разнесенными в разные стороны якорями, сверху накрыли четыре слоя парусов, а по сторонам обложили еще в несколько рядов и корабельным канатом. Получилось вполне прилично. Одновременно готовили к пешему переходу бывшую на борту «Ермака» небольшую лодку. Для крепости ее оббили медью.
Из дневника лейтенанта Крузенштерна: «…Позднее время года, наступившие морозы и отчаянное положение шхуны, стоявшей уже неделю почти на одном месте, заставили меня думать о средствах спасения людей. Желая иметь мнение нижних чинов, я велел им выбрать из среды своей троих и составил совет для решения способа спасения всех. Этот совет состоял из меня и старшего штурмана Матисена, подштурмана Черноусова, исполняющего должность боцмана унтер-офицера Панкратова и трех матросов: Попова, Резанова и Молчанова, выбранных командою. На этом совете было решено следующее: если даже удастся нам удержать шхуну на воде, то, по недостатку дров, невозможно провести зиму в открытом море, ибо 7-го сентября находилось топлива на шхуне на 4 месяца, а по истечении этого времени пришлось бы сжечь шхуну. Если же шхуну окончательно раздавит и мы ее потеряем, тогда придется жить на льду в палатке, не имея дров во время сильных морозов; более чем вероятно, что в палатке мы все замерзли бы. Ко всему этому нужно присовокупить, что большая льдина, где складен был весь наш провиант, дала во время бури 1-го сентября большую трещину, разделившую ее на две части. Если в один шторм сделалась трещина, то в другой и третий льдина могла раздробиться на малые части и в таком случае все находящиеся на ней в живых должны быть разделены и погибнуть от стужи. Выслушав мнение всех и понимая вполне, что единственное спасение наше — стараться достигнуть берега, я решился оставить шхуну и направиться к восточному берегу, оставляя все имущество с тем, что если обстоятельства позволят, то на оленях приехать к шхуне и вывезти на берег, по возможности, все инструменты, материалы и провиант».
— Когда будем выходить? — задали вопрос участники совещания командиру.
— Немедля! — был ответ. — Берем продовольствия на двадцать дней хода и вперед. Время дорого, скоро ударят морозы и тогда вообще никуда не уйдем.
В лодку положили 12 пудов сухарей, несколько окороков, полведра белого рома, ящик с отчетными материалами о проведенных исследованиях, книгами и картами и четыре больших овчинных одеяла. Каждый из членов экипажа оделся как можно теплее, поверх обычной одежды одели самоедские малицы с пимами. В заплечные ранцы положили по 35 фунтов сухарей и смене белья. Кроме этого каждый член экипажа взял с собой по пике, для удобства передвижения, и чтобы, хоть как-то, отбиваться от возможных медведей. Помимо этого взяли пять винтовок, пять револьверов и навигационные приборы.
Утром 9 сентября в четыре утра поднялись. Сытно поели горячего и, помолясь Богу, двинулись на восток. Штурман Матисен записал в шканечном журнале последние координаты «Ермака»: широта — 69 градусов 57 минут нордовая, долгота — 66 градусов 2 минуты остовая. Где-то далеко на востоке должна была быть ближайшая земля — полуостров Ямал. В последний раз оглянулись на лежащую на боку шхуну, сняли шапки:
— Прощевай, Ермак Тимофеевич! Благодарствуем, что от штормов и других погибелей спасал и хранил, да прости, что оставляем одного на погибель неминучую!
У многих в ту горестную минуту горло перехватило, а мальчишки-юнги, те и вовсе, плакали навзрыд.
— Ну двинулись с богом! — махнул рукой Крузенштерн, и команда шхуны длинной вереницей потянулась в сторону предполагаемого берега.
Впереди всех, с компасом в руке, шел сам командир, следом большая часть команды и собаки под надзором штурмана Матисена волокли на лямках лодку, далее фельдшер Лычев и повар тащили санки с дровами и, наконец, юнги при помощи командирского пуделя везли еще одни небольшие санки. Однако уже через два часа пути стало очевидным, что с таким грузом далеко не уйти. Непрерывные трещины и торосы были почти не проходимы. Сани и лодка сломались, а люди совершенно выбились из сил. Некоторые уже неоднократно проваливались в трещины и воду.
Надо было принимать какое-то решение и Крузенштерн его принял:
— Бросаем лодку!
Часть груза пришлось бросить, остальной перераспределили между командой. Самым выносливым отдали винтовки, офицеры и унтер-офицеры взяли револьверы. Перед выходом в путь, Крузенштерн велел каждому выпить по кружке рома и досыта поесть.
Из воспоминаний Крузенштерна: «Впоследствии я благодарил Бога, что кроме провизии и самых нужный вещей не позволил взять с собой ничего… Опять помолившись Богу, мы отправились дальше; мачты нашей шхуны еще виднелись. Погода была довольно ясная; термометр показывал –5 градусов Реомюра. Хотя было весьма трудно лазить через торосы и скакать через трещины, мы со свежими силами двигались довольно скоро на ост. Я сам шел впереди с компасом, выбирая дорогу. В 1-м часу, замечая, что команда растянулась версты на две, что задние держаться с большим трудом, я остановился для отдыха возле ледяной горы. Поднявшись на нее, я в трубу уже не мог увидеть шхуны; горизонт был везде одинаков; ледяные горы со всех сторон загораживали вид. Когда последние из людей подошли к месту отдыха, мне сказали, что один человек, именно кузнечный мастер Сытников, отстал и идти вперед не в состоянии, потому что пьян и находится довольно далеко позади. Я немедленно вызвал охотников спасти товарища, но общее молчание доказало мне, что каждый думал более о сбережении собственных сил. Тогда я сбросил с плеч ношу и с боцманом Панкратовым отправился отыскивать потерянного человека; нам пришлось проходить
