сундуки набить, – не выйдет у тебя этого, времени нет.
– Так и зачем же ты со всем этим в ордене состоишь? – спросил Артем.
– А чего хорошим людям не помочь? – усмехнулся старик. – Я сейчас от дел-то отошел, а прежде много им послужил. По таким краям хаживал, какие тебе и не снились. Ханов свергал, царства крушил, в министрах ходил. А потом надоело. Вернулся на родину, да и стал жить тихо, никому не мешая да людям помогая. Ты пойми, когда отдаешь, то больше всего приобретаешь. А с орденом-то зачем расставаться? Не принимаю я необратимых решений. Хорошие там люди. У всех свои пути. Я вот уже навоевался.
– Да, вот только Генрих, жаль, не смог так в свое удовольствие пожить, – грустно сказал Артем.
– А ты его хоронил? – спросил отшельник.
– Не понял, – встрепенулся Артем.
– Я спрашиваю, точно ли ты знаешь, что умер он? – повторил старик.
– Питер видел, что сердце остановилось, – ошарашенно вымолвил Артем.
– В Индии есть люди, йоги называются, – степенно произнес отшельник, – они тебе на сколько угодно сердце и дыхание остановят. Вернее, не совсем остановят, но замедлят настолько, что никто не различит. Хочешь, покажу? Только ты уж меня, мил-человек, не хорони. Я еще пожить хочу.
– Ты хочешь сказать, что Генрих сам вошел в это состояние, чтобы обмануть окружающих? – спросил Артем. Старик молчал. – Почему же он не появился, пока мы ехали сюда?
– Как знать, может, один хотел побыть.
– Что? – У Артема волосы встали дыбом. – А мы? А наша миссия? Он что, оставил нас?
– Да пойми ты, не знаю я, что там произошло, только все эти ваши миссии для него бирюльки детские. Я встречал его. Порывистый был человек. Мощный. И с каждым годом становился все мощнее. Ему Земля уже тесная становилась. А уж свергать и назначать правителей и подавно. Он раньше это понять должен был и из дела уйти. А он все в игры какие-то играл, университеты строил. Вот его и ударило. Может быть, понял он, что не дело ему больше с сабелькой по полям скакать. Уйти решил.
– Куда, в отшельники, как ты?
– А это уж у каждого свое. Мне и здесь хорошо. Я в этой реке весь мир вижу, мне больше не надо. Но если неймется, то не только по этому миру путешествовать сможешь, а и по другим мирам. Генрих человек непоседливый, он на месте сидеть не будет. Да что он. Ты вот смог, только случайно, в другой мир пройти. А человек сознательно по мирам ходить может. Только в этом мире его ничего держать не должно.
– Я не понял тебя, – изумился Артем.
– Вспомни, как ты в этот мир попал, – усмехнулся старик.
– Ну как, – наморщил лоб Артем, – ехал на машине, попал в аварию и тут оказался.
– Хорошо, а что ты при этом думал?
– Да проблемы у меня были, рассержен я был.
– И чего хотел?
– Думал я, – Артем еще больше напрягся, – что живу я не так, как мог бы. Думал, что, если бы жил в Германии или Россия приняла бы католичество, было бы все иначе, и жил бы я много лучше.
– А в своем мире тебе жить не хотелось?
– Не хотелось, – подтвердил Артем.
– А хотелось тебе жить в мире, где немцы в твоих краях правят. Ну вот сюда и попал. В том мире тебя ничего не держало, а этот манил. Только сознательно так передвигаться можно. Но надо, чтобы ни в одном мире тебя ничего не держало – ни миссия, ни университет, ни сундуки с золотом. Твоя цель тебя привязывает. Или направляет.
– Но ведь я хотел вернуться.
– Что-то в тебе хотело, а что-то нет. Человек очень странное существо. Хочет и не хочет, идет и боится. А вот когда все устремлено в единую точку, то туда и попадаешь. Ты, когда сюда попал, там, видать, с жизнью простился. А здесь хочется жить – и жить хочется здесь, это понятия близкие.
– Но почему я попал в этот мир именно в это время, а не в свое, в двадцать первый век?
– А кто тебя знает. Может, думал о том, как должна была Русь принять католичество, или что-либо еще. Может, думал, что должно было быть после этого. То, чего человек хочет, он всегда получить может, а что этому сопутствует, никто не отменял. Хотел немцев в Петербурге, получил, кушай. Но для себя попал ты неплохо. Полезно тебе это было. Ты о чем у себя там мечтал?
– Об автомобиле «фольксваген гольф».
– Ну сбылась бы твоя мечта, о чем бы дальше мечтал?
– Наверное, о «мерседесе», – улыбнулся Артем.
– И обязательно бы его получил, – захихикал Михаил. – Атак, о «гольфе» своем ты и мечтать не можешь, зато такое понял. Оно десяти твоих «мерседесов» стоит. Ты уж по мирам путешествовать умеешь.
– Да не умею я, – запротестовал Артем.
– Ой дурак, – протянул Михаил. – Тебя от того, чтобы по мирам ходить или вот в этой реке увидеть, что ныне в Индии происходит, только твое «не умею» отделяет. Ладно, парень, езжай в свои горы. Там, может, чего и поймешь, люди там замечательные есть. Учись у них. Только собой будь всегда. Подражать не надо. Даже Генриху. Вторым Генрихом тебе не стать, да и не нужен никому второй Генрих. Скажу по секрету, – зашептал он, – Артем вообще никому не нужен, кроме Артема. Людям покорность твоя нужна, работа твоя нужна. Чтобы возил ты их за обещания «гольфа» твоего. А Артем не нужен. Даже Генриху не Артем был нужен, а ученик. Он у тебя учился.
– Как так?
– Говорят, уча учи, уча учись. Генрих большую пользу извлек, с тобой общаясь. Это же какая невидаль, человек из другого мира. Ты ему вопросы, наверное, задавал такие, что сам он семимильными шагами вперед шел.
– Объясни, не понимаю, – наморщил лоб Артем.
– Дурья башка, – захохотал старик, – ученик, он такой вопрос учителю может задать, что и сам учитель додуматься не может. Учитель в первую очередь себе отвечает. Для себя формулирует и понимает. А что там ученик понял, вопрос десятый, дело самого ученика. Обидно, конечно, если не сообразил, но его беда. А чтобы ты умнее был, это уже твоя забота. Понял?
Михаил поднялся и легкой походкой пошел к дому.
– Постой, погоди, – крикнул ему вслед Артем.
– Не, не, не, – донеслось до него, – Генрих начал, он пусть с тобой и продолжает. Неча мне с тобой, дылдой такой, возиться. Я Генриха увижу, скажу ему, чтобы за тобой приглядел. Эка детинушка, мечом машет – любо-дорого, а простых вещей не понимает.
– Постой! – Артем бросился за стариком со всех ног.
Несмотря на то что бежал он быстро, придерживая рукой болтающуюся на боку саблю, догнал старика, идущего легкой походкой, не скоро. Он хотел ухватить Михаила за плечо, но неожиданно услышал громкий топот множества копыт.
Артем повернулся в сторону шума. Топот нарастал. Опытным ухом воина он определил, что едет не меньше сотни, галопом. Он повернулся и увидел, что старик ушел уже далеко. Из-за деревьев вырвалась татарская сотня и направилась прямо на него. Уж на что Артем был готов к любому повороту событий, но видеть несущуюся на тебя конную сотню, когда ты один стоишь посреди поляны, серьезное испытание. Особенно не хотелось умирать сейчас, когда казалось, что оставалось всего чуть-чуть, чтобы понять нечто важное. Артем положил руку на рукоять сабли и остался ждать.
Всадники неслись на полном ходу и лишь в нескольких метрах от Артема осадили коней. Молодой татарин, внезапно оказавшийся перед Артемом, похлопал коня по шее, чтобы успокоить, и вопросительно выкрикнул:
– Артем-ага?
– Я, – гордо произнес Артем.
Татарин соскочил с коня и преклонил колено.
– Я Абулхаир, – произнес он, коверкая русские слова, – сын хана Бокея, прибыл сопровождать и охранять вас.
Глава 74
