поведением людей в разных обстоятельствах. Но он искал еще чего-то. Того, что всегда ускользало от него. Того, что подразумевал насмешливый Такеда, в очередной раз повторяя: «Ты все еще не понимаешь».
Вернувшись из кругосветного вояжа в двадцать третьем, Алексей направился к своему наставнику Сергею Колычеву, рассказал о занятиях с мастером и спросил:
— Чего же я не понимаю?
— Покажи, чему научился, — сухо попросил Колычев.
Они вышли на татами и больше часа разбирали приемы и боролись, после чего Колычев произнес:
— Да, ты многого добился. Думаю, и Кано[1], и Фунакоси[2] повязали бы тебе черные пояса, притом не первого дана[3]. В моей школе поясов и данов нет, но мастером я тебя назвать могу. Поздравляю. Хочу тебя попросить: начни тренировать группу в моем центре. Тебе это, кстати, сейчас нужно даже больше, чем мне. Преподавание — это определенный этап, который должен пройти каждый на пути мастерства.
— Хорошо, группу я возьму, — кивнул Алексей. — Так чего же я не понял?
— Думаю, — после минутной паузы проговорил Колычев, — ты не понял главную вещь. Представь, корова лезет в окно. Голова пролезла, туловище пролезло, ноги пролезли, а хвост не лезет.
— Не понял, — удивленно поднял брови Алексей.
— Вот и я говорю, ты не понял, — с мягкой улыбкой подтвердил Колычев.
— А ты понял? — склонил голову набок Алексей.
— Недавно. — Колычев отвел глаза в сторону.
— И почему же?
— Bay. — Колычев развел руки в стороны.
— Издеваешься? — В голосе у Алексея зазвучала обида.
— Нет, это серьезно, — отозвался Колычев. — Проблема в том, что словами не объяснишь, а когда поймешь, пояснения уже не нужны.
Посмотрев ему в глаза, Алексей действительно не увидел в них пи тени насмешки.
— И давно на тебя снизошло это откровение? — осведомился Алексей.
— Чуть больше года назад. — Колычев снова смотрел в сторону. — Пришел один человек. Игорь Ба… Впрочем, тебе неинтересно.
— Очень интересно.
— Неинтересно, — отрезал Колычев. — Тем более что тебе эту вещь может объяснить кто-то другой… или что-то другое. Мне про корову и хвост тоже еще в тринадцатом в Японии сказали, а понял я только сейчас. Теперь твоя очередь. Когда поймешь, вопросов больше не будет… вообще.
С тем они и расстались. Шли годы, мелькали события и люди. Алексей то забывал, то вспоминал о загаданной ему другом-учителем загадке. Временами ему казалось, что это была простая шутка, розыгрыш, которым Колычев хотел озадачить его. Но временами, особенно в периоды наибольшего напряжения и волнений, само воспоминание об этой задаче приносило ему умиротворение и покой.
Впрочем, все это тонуло в потоке дел и событий, захлестывавших удачливого делового человека, предпринимателя, видного общественного деятеля Северороссии Алексея Татищева.
Он не был счастлив. Несмотря на головокружительный успех в карьере, бизнесе и личной жизни, Алексей чувствовал, что не смог выполнить свою главную задачу. Он, человек, родившийся в другом времени и в другом мире, попавший сюда волей необъяснимого, фантастического случая, с первых дней пребывания здесь поставил себе цель: предотвратить распространение коммунизма по миру. Он считал, что у него есть для этого все необходимое: знания, энергия, готовность идти на риск. Ему казалось, что он сделал все, что мог. И какой результат? Никакого. Он вырвал из цепких лап товарищей в кожанках кусок земли, находящийся на северо-западе Руси, где еще в тринадцатом веке создалось самостоятельное государство, пошедшее иным путем, чем Россия в его мире. Полно, да его ли это заслуга? Загадочная страна Северороссия, появившаяся здесь в Средние века, только и мечтала о возможности вырваться из лап двуглавого орла, прибравшего ее в восемнадцатом веке. Алексей лишь присутствовал при родах давно зачатого ребенка, оказавшись по локти в крови. Он помог Белой армии укрепиться в Крыму. И что? И ничего. Так же как и в его мире, в московском Кремле царит «великий вождь и учитель» товарищ Сталин. Все так же разрабатываются планы мировой революции, а проще говоря, захвата всей Земли, чтобы кучка бездушных, беспринципных негодяев повелевала миллиардами рабов. Что еще? А еще где-то там, за железным занавесом, живет его враг. Его личный враг, бывший когда-то лучшим другом. Хитрый, умный, беспощадный, тоже пришедший из его мира, но поставивший себе иные цели. Он вознамерился разрушить все, что строил Алексей. Он решил сломать тот мир, который защищал Татищев. Он поклялся убить своего бывшего друга. Алексей знал, что они еще сойдутся в жестокой схватке. И в живых останется только один.
Усадив супругу и детей на заднее сиденье, Алексей разместился рядом с водителем и бросил:
— На вокзал.
Мотор тихо заурчал, и машина покатилась по дороге, усыпанной кристально чистым снегом.
«Тридцать восьмой, — думал Алексей, — скоро тридцать девятый, и тогда понесется. Пока все идет так же, как и у нас: коллективизация и индустриализация в СССР, приход Гитлера к власти в Германии, аншлюс Австрии. Скоро Мюнхенская сделка, захват Чехии и… Есть две вещи, отличающие нас от того мира. Здесь есть Северороссия и белый Крым. И ясно что до вступления во Вторую мировую войну Сталин постарается с ними разделаться. Это война. Черт, опять. Чем же плох этот мир, такой уютный и спокойный? Кому опять нужны кровь и грязь? Потому что кто-то вновь решил, что ему не хватает богатства и власти? Потому что какие-то люди снова вознамерились построить свое благополучие на страданиях других? Какая разница? Выбора нет. Пока ты беседуешь с потенциальным противником, боя еще можно избежать. Но когда он потянулся к оружию, выбор один: ты или он. Сражайся или умри. Так и мы сейчас. Ни Сталин, ни Гитлер не откажутся от такого лакомого куска, как Северороссия. Они нападут на нее. Если я хочу помочь ей, той стране, которую помог создавать и в которой живу, а я хочу, — я должен вмешаться. В мае президентские выборы. Надо дождаться их исхода и идти на аудиенцию к новоизбранному президенту. Будет ли это представитель конгресса или социал-демократ, неважно. Межпартийные распри должны утихнуть, когда речь идет о выживании государства. Бедолага и не знает, в какое тяжелое время получит власть. Надо действовать. Если мне не удалось остановить появление коммунизма, то я постараюсь хотя бы отстоять его на клочке суши, именуемом Северороссией».
— Папа, — воскликнул с заднего сиденья Виктор, — а мы каждый год будем приезжать сюда?
— Постараемся, — ответил Алексей.
Про себя он подумал: «Сделаю все, что смогу».
Павел вышел из леса. За плечами у него была двустволка. Колымский лес манил назад своей тишиной, первозданной красотой, мощью. Но впереди грохотал прииск, и надо было идти туда. Два дня назад отшумел вновь вернувшийся в жизнь советских людей новогодний праздник[4]. Наступил новый, тысяча девятьсот тридцать восьмой год. Не так — о, не так он планировал встречать этот год, когда командовал Ингерманландской рабочей бригадой в Гражданскую войну и после, когда сидел в североросской тюрьме в качестве политзаключенного. Павел ожидал, что встретит его, возглавляя краснознаменные отряды, крушащие буржуазные режимы. Он предполагал, что может встретить его в глубоком подполье, в какой-нибудь из враждебных стран, готовя социалистическую революцию. Он даже был готов встретить его в качестве политзаключенного во вражеской тюрьме. Но так!
Его судьба после обмена с графом Этгардтом сложилась совсем иначе, чем он ожидал. Попав на прием к Сталину, он постарался выразить вождю всю свою преданность и желание служить ему, верному продолжателю дела Ленина, великому борцу за счастье всего человечества. Павел рассчитывал, что его пошлют на передний край борьбы, но оказался на технической работе в аппарате Коминтерна. Потом его перевели начальником отдела в министерство рыбного хозяйства. Потом заместителем директора «Союзпушнины». И наконец, директором золотодобывающего прииска на Колыме. Финансовые отчеты, бухгалтерские балансы, платежки за горюче-смазочные материалы и электроэнергию наполнили теперь его жизнь. Он понимал, что все это нужно для общего дела, для мировой революции, по все же мечтал об ином. А его уверенно вели «по хозяйственной линии» и явно не собирались переводить на более ответственную
