назвал сумму, от которой Хэнк удивленно откинулся на спинку кресла. — Но мы, понятное дело, не согласимся.
Хэнк выпрямился.
— Почему, черт возьми? Это больше, чем вы говорили…
— Все верно. Но прошел только месяц. В таких делах спешить никогда не надо. Корпорациям требуется чуть больше времени на раскачку, ведь нужно получить согласие многих людей. Но, думаю, мы получим более выгодное предложение. — Агент был чрезвычайно доволен собой. — Я в этом абсолютно уверен.
— Ладно. Пожалуй, вы знаете, что делаете.
Хэнк в задумчивости повесил трубку. Проклятье, такая куча денег! Клэр и Трэвис запрыгают от радости, когда узнают, какова их доля от продажи. Стоит ли рассказать им заранее о продаже или повременить?
Лучше подождать.
Через несколько месяцев он сбросит с себя эту ношу и вернется на родео с полными карманами денег. Можно прыгать от радости; Но Хэнку почему-то этого не хотелось.
Глава третья
Наливая в кофейник воду, Алекс увидела в окно, как работники шли на ужин. Отставив в сторону кофейник и вооружившись скалкой, она встала у входа, всем своим видом выражая решимость.
Первым вошел Джед, смеясь над чьей-то шуткой. Он остановился как вкопанный, увидев ее, но сзади налетел Дерек.
Из-за плеча Дерека выглянул Бак.
— Эй! Что за пробка?
— Наша молодая телочка, похоже, сердится и хочет пободаться, — проговорил Джед через плечо.
— Наше почтение, Алекс, — умиротворяюще проговорил Дерек. — Пахнет очень вкусно.
Не сомневаясь, что Клэр ее поддержит, Алекс замахнулась скалкой.
— Пока не снимете сапоги и шляпы, не получите ни кусочка.
— Что она сказала? — переспросил Дерек.
— Она хочет, чтобы мы сняли сапоги и шляпы, — отозвался Бак.
— Ковбои снимают шляпы только перед Господом Богом и тогда, когда ложатся в постель. Она что, этого не знает?
— Похоже, что нет.
— Так скажи ей.
— Мэм, вы сильно ошибаетесь, если думаете, что мы тут…
— Ужинать хотите?
Скалка угрожающе нависла на головой Джеда, и тот отступил.
— Да, мэм, хотим.
— Тогда шляпы и сапоги долой. — Алекс понимала, что на ее стороне лишь упрямство. Даже самый низкорослый ковбой весил фунтов на пятьдесят больше ее, и ее могли просто отодвинуть в сторону и пройти. Но она не хотела сдаваться.
— Эти полки — для ваших сапог…
— Что происходит? — раздался из-за двери голос Хэнка.
Полные уверенности, что хозяин поддержит их, работники расступились и пропустили Хэнка вперед.
— Она требует, чтобы мы сняли сапоги и шляпы, а иначе, мол, останемся без ужина! — пожаловался Джед.
Хэнк шагнул в раздевалку. Золотисто-карие глаза Алекс засверкали, когда он вошел. В этом фартуке, завязанном на тонкой талии, и со скалкой в руке она напомнила Хэнку его мать. Сара Эдем тоже не раз противостояла толпе ковбоев и всегда побеждала. У Алекс — те же замашки.
— Я не прошу многого, — сказала Алекс. — Я целый день натирала этот пол и…
Хэнк прищурился.
— Ты весь день натирала пол?
Ее глаза устремились на Клэр.
— Я имею в виду, мы потратили полдня…
— Ты помогала натирать пол? — обратился Хэнк к сестре.
— Я помогла намазать мастику, когда вернулась домой, — начала защищаться девушка. — Алекс уже счистила к тому времени всю грязь.
Хэнк бросил сердитый взгляд на Алекс, но та гордо вскинула голову.
— Неважно, кто делал работу. Я хочу, чтобы здесь было чисто. Твои парни ведут себя так, как будто находятся не в доме, а в хлеву. И ты туда же.
Хэнк хотел было напомнить, кто здесь хозяин, но внезапно отступил. Острый запах свежей мастики напомнил ему прежние времена, когда были живы родители.
Ему вдруг стало стыдно за то, что он в суматохе дел совсем запустил дом. А мать так его любила! И вот теперь Алекс заставила посмотреть вокруг другими глазами. Господи, а ведь действительно все покрыто толстым слоем грязи и пыли — полы, занавески, мебель!
Беда в том, что Алекс абсолютно права. Хэнк не чувствовал, что здесь его дом. Ему было все равно, возвращаться на ночь домой или ночевать в палатке рядом со скотом, — но только не в последние пять дней.
Пробормотав проклятье, Хэнк отвернулся от выжидающего лица. Ему нельзя уступать. Уступить — значит смягчиться. А у него есть планы, и он не желает, чтобы что-то встало на его пути — пусть даже пара этих ангельских глаз. Ему не нужны напоминания, как много этот дом значил для его матери. Не сейчас. Уже поздно. Маховик продажи ранчо закрутился. Он не собирается отступать.
Сообразив, что от него ждут ответа, Хэнк бросил тяжелый взгляд на своих работников, положил шляпу на полку и стал разуваться. Работники зароптали, но сняли шляпы и принялись, кряхтя, стаскивать сапоги.
— Это несправедливо!
Слова Клэр донеслись с лестницы, когда Алекс мыла плиту. Напуганная резким возгласом, она сделала полшага к открытой двери из кухни в столовую. Ответ Хэнка остановил ее. Он не повышал голос, но в нем прозвучала сталь.
— В жизни много несправедливости. Привыкай.
— Родители разрешили Мэллори поехать! Почему не могу я? По какой причине?
— Мне плевать, что разрешают родители Мэллори. Ты не поедешь туда с одной только Мэллори. Чем тебе не нравится Ривертон? Или Ландер?
— Мы уже осмотрели все магазины в этих захолустных городишках. Мне надоело торчать в этой заднице!
— Не смей так говорить.
Осознав, что она подслушивает чужой разговор, Алекс поплотнее закрыла дверь и отошла в сторону. Но это не помогло.
— Ты мне не отец! — кричала Клэр. — По какому праву ты решаешь, что мне делать?
— Я — твой опекун. Пока тебе восьмого мая не исполнится восемнадцать, я отвечаю за тебя.
— Мама с папой, должно быть, сошли с ума, если назначили тебя нашим опекуном! Ты просто зануда!
Возникла небольшая пауза, прежде чем Хэнк ответил тихим, сдавленным голосом:
— Ты не понимаешь, что значит зануда. Будь отец жив, он бы…
— Что?
