– Не очень хорошо...
– Может, ты умеешь драться?
– Такое мне даже в голову не приходило.
– Чем ты занимался раньше?
– Когда раньше?
– До всего этого... Когда здесь еще колосились хлеба, зрели фрукты...
– Слушал, смотрел, учился, пытался поделиться знаниями, которые накопил... Не будучи способным к тяжелым работам, я учил детей в школе.
Глаза Джага загорелись интересом.
– Ты умеешь читать?
– Это, пожалуй, единственное, что я умею хорошо делать. Когда я был маленький, дети относились ко мне не очень дружелюбно, и я уединялся с книгой, мечтал... Я читал все, что мне попадалось под руку: сказки, научно-популярные журналы, романы... Можно сойти с ума от того, о чем любили писать предки.
– Ты мог бы научить читать?
– Я научил читать всю детвору двух баз.
– А взрослого человека?
Армиан выпрямился на стуле и растерянно взглянул на собеседника.
– Ребенок или взрослый, какая разница? Научиться можно в любом возрасте.
– Это... Это я говорю о моем друге Кавендише, – торопливо произнес Джаг. – Он делает вид, что умеет читать... Человек он чувствительный, и я не хочу задевать его самолюбие. Ты думаешь, что смог бы чему- нибудь его научить?
– Нужно иметь элементарное желание. Хотеть, это уже почти знать.
– В таком случае, договорились, – сказал Джаг, вставая. – Ты едешь со мной.
– Это... это правда? – пробормотал Армиан, распрямляя, словно складной метр, свое бесконечное тело.
– Выезжаем завтра на рассвете. Сегодня вечером соберемся, чтобы подготовить все необходимое в дорогу.
– А если не вернемся? – спросил Армиан.
Джаг пожал плечами.
– Я уверен, что вернемся, – сказал он. – В противном случае, все окажемся в лучшем из миров, и у тебя будет вечность, чтобы выполнить свое обещание.
Как было условлено, вечером они собрались, чтобы выработать план действий. Каждый высказал свое мнение по различным вопросам и составил список вещей, которые считал необходимым взять с собой.
После этого мужчины разошлись, готовясь каждый по-своему прожить до рассвета. Возможно, предстоящая ночь была для кого-то из них последней...
Джаг чувствовал себя в лагере совсем одиноким, поскольку вообще не привык жить в коммунах.
Он подошел к сторожевой вышке и по лестнице поднялся на смотровую площадку. Сняв с крючка бинокль, он приставил его к глазам и навел на линию танков.
Несмотря на предупреждение Дана, Джаг был просто поражен тем, что бинокль позволяет видеть ночью, как днем. В течение нескольких часов он не отрывал глаз от бинокля, но не обнаружил никакой активности в южном секторе. Однако главный сюрприз был впереди.
Разочарованный, Джаг возвратился в свою комнату во власти самых безумных предположений.
Погруженный в свои мысли, он разделся в полной темноте, так как не хотел понапрасну расходовать электроэнергию. Вдруг инстинкт предупредил Джага о присутствии в комнате постороннего человека.
Мгновенно замерев, он лихорадочно соображал, что следует предпринять, как вдруг комната наполнилась мягким светом настольной лампы, установленной в изголовье кровати на ночном столике.
У Джага перехватило дыхание. Изумленный, не в силах поверить своим глазам, он словно превратился в соляной столб.
Натянув простыню до подбородка, в его кровати лежала Как-цветок-только-без-буквы-я и зачарованным взглядом смотрела на него. Она и раньше могла составить приблизительное впечатление о теле Джага, но у нее не было возможности увидеть его полностью обнаженным. То, что она увидела теперь, вне всякого сомнения, потрясло ее.
Следует сказать, что телосложение Джага действительно впечатляло. Он был похож на фавна и, одновременно, на одного из тех прекрасных представителей семейства кошачьих, чье движение уже само по себе настоящее зрелище. Джага можно было сравнить – без всякого дурного умысла – с великолепным животным. Его магнетизм приводил в оцепенение, а суровый взгляд проникал в самую душу, и было невозможно устоять перед обаянием силы, исходившим от него.
Но необыкновенно развитая мускулатура была не единственным его козырем...
Тренируясь до изнеможения под руководством своего приемного отца Патча, Джаг очень быстро начал развиваться физически.
Позже были длинные пробежки за лошадьми и нечеловеческие мучения в ярме во время работы у крестьян, когда он тянул за собой плуг, телеги, выкорчевывал пни огромных деревьев. Он прошел через
