– И когда ты собрался остепеняться?
– Через пару месяцев. Можешь меня поздравить. Вчера мы подали заявление. Шестнадцатого сентября состоится бракосочетание.
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Я тебя поздравляю.
– Ну ладно. Все остальное обговорим при встрече.
Как только в трубке послышались короткие гудки, я швырнула ее на пол, налила себе виски, плюхнулась в огромное белоснежное кресло и закурила.
Интересно, о чем мой братец собрался говорить со мной при встрече?! Об этом огромном доме, который больше похож на замок или самый настоящий сказочный дворец, о моем так называемом отце или об этом проклятом завещании, которое он оставил?! Через два месяца мой дорогой братик женится, а это значит, что появится еще один претендент на наследство. Два месяца… Два месяца на то, чтобы единственным претендентом на отцово наследство осталась я… Я заслужила этот роскошный дом, эту умопомрачительную обстановку… Я выстрадала все это и имею на это полное право.
Я пошла в каминный зал и тупо остановилась перед фотографией отца, висевшей над камином. Потом сняла ее и внимательно всмотрелась в это до боли знакомое лицо. В камине еще горел огонь. Сев на корточки, я стала отрывать маленькие кусочки картона и кидала их в огонь. Когда фотография полностью сгорела, я нехорошо улыбнулась, зажгла свечки и с подсвечником в руках стала бродить по дому.
Наверное, обычный человек чокнулся бы, попав в этот дом с его огромными, погруженными в темноту комнатами. Может быть, потому, что я сова, я боюсь света – в солнечные дни чувствую себя особенно уязвимой и незащищенной. То ли дело, когда темно! Я раба ночи и ее преданное дитя. На моих окнах рольставни. Я практически их не открываю. Не пользуюсь и выключателями: ненавижу яркие люстры, которые обожал мой отец и навешал их по несколько в каждой комнате. Я всегда передвигаюсь по дому с подсвечником и люблю запах догорающей свечи. Каждый месяц отец уезжал в командировку, и тогда весь дом погружался в беспросветную темноту… Но он возвращался, открывались жалюзи, горел свет, работал телевизор, играла музыка… В те дни, когда он был дома, я становилась мрачной, чувствовала себя ужасно подавленной и глубоко несчастной. Он снова уезжал, я брала подсвечник и погружалась в свой собственный мир, понятный только мне одной.
Раздался телефонный звонок, от неожиданности я вздрогнула. Наверняка опять брат. Да какой он мне, к черту, брат! Так, человек, с которым прошло мое унылое, беспросветное детство!
Я сняла трубку и затаила дыхание.
– Женечка, здравствуй. Это дядя Игорь тебя беспокоит.
– Здравствуйте, – буркнула я и напряглась как струна. Звонил один из многочисленных знакомых отца. Я никогда не любила его знакомых… Наверное, это оттого, что очень сильно не любила отца.
– Женечка, через час к тебе подъедет один из моих доверенных людей. Дело в том, что твой отец не успел мне передать очень важные для меня бумаги… Я заплатил за них твоему отцу приличные деньги, но так и не получил…
– Но ведь он скоропостижно умер…
– В том-то и дело. В общем, к тебе приедет мой человек. Ты ему отдашь папки. Ты же знаешь, я принял довольно активное участие в похоронах, внес посильный вклад…
– Но я не знаю, какие бумаги вам нужны. Я вообще ни разу не заходила в кабинет после смерти отца. Там, наверное, целые горы бумаг.
– Мне нужны бумаги по делу Чичерина. Там должна быть такая тоненькая серая папочка. У тебя еще целый час. Зайди в кабинет, поищи. Будь умницей и сделай то, о чем я тебя прошу. Если не сможешь найти сама, тебе поможет мой человек.
– Хорошо, – вздохнула я и слегка прикусила губу.
Взяв подсвечник, поднялась по старой дубовой лестнице на второй этаж. Посветив на висящую на каменной стене картину, я ухмыльнулась. Эту картину нарисовала я. На ней был мой отец. Вернее, о том, что это отец, знала только я одна. Черное, мрачное, трехголовое чудовище со звериным оскалом и длинным торчащим пенисом… В эту картину я вложила всю свою ненависть, которая накипела во мне за многие годы. Я подарила ее отцу в день его рождения и сказала, что написала ее от души. Отец пришел в дикий восторг и повесил над центральной лестницей. Он так и не понял, что это он. Он думал, что это злобное существо – плод моего воображения, моей фантазии, моего безумия. После смерти отца я уничтожила все его фотографии. Сегодня – последнюю. Оставила только этот портрет.
– Здравствуй, папа, – подмигнула я чудовищу и провела ладонью по холсту.
Чудовище представляло собой самое настоящее исчадие ада и смотрело на меня холодными глазами. Полюбовавшись на свой шедевр, я вошла в кабинет. Отец не любил, чтобы я отвлекала его от работы, и никогда не впускал меня сюда. Его кабинет, где он пропадал сутками, много курил, думал, делал важные звонки, и моя мастерская, заставленная мольбертами, банками с краской и множеством безумных картин, находились совсем рядом. В мастерской прошло мое детство, моя юность. Это был мой мир, понятный только мне. Дни напролет переводила я здесь на полотна мое безумие. Я тихонько толкнула дверь кабинета. Она легко открылась. Старинный письменный стол был завален бумагами. Я принялась за дело. Перебрав гору папок, фотографий, каких-то записок, поняла, что документов о Чичерине нет…
Я подошла к шкафам. Боже мой, сколько барахла! Когда я стану полноправной хозяйкой, вытащу весь этот хлам на улицу и разожгу самый настоящий костер. Я буду плакать и смеяться, глядя, как жарится этот ненужный хлам. Вот так. Столько лет жизни отец собирал все эти листочки, аккуратно подшивал их в папки, не разрешал к ним даже прикасаться. А я просто взяла и сожгла… Даже не знаю, сколько времени я провозилась в кабинете. Прервал мои поиски звонок в дверь. Открыв ее, я сморщилась от дневного света и смахнула выступившие слезы. Проклятая светобоязнь… Дойдя до массивного каменного забора, посмотрела в глазок и увидела молодого мужчину. Он был довольно симпатичен, аккуратно выбрит и создавал впечатление преуспевающего человека. Почувствовав, что кто-то подошел к глазку, он представился:
– Я от Игоря Николаевича. Мне нужно забрать папку с документами по делу Чичерина.
Открыв железную калитку, я постаралась выдавить улыбку:
– Я просмотрела черт знает сколько папок, но папки с фамилией Чичерин нигде нет.
