свете. Мне бы хотелось, чтобы он полюбил Казань так же, как люблю ее я. Но он ее никогда не полюбит, потому что в нем твои гены. Он будет любить только Париж. Я боюсь такой судьбы. Жан, честное слово, я ее боюсь. Я рожу ребенка, чтобы у меня осталась частица тебя, чтобы он всегда напоминал мне о тебе, чтобы у меня была память. Память о том, кого я так сильно любила и о ком я так сильно мечтала. А когда твой ребенок уедет в Париж, у меня не останется даже памяти. У меня вообще ничего не останется. Только жуткое одиночество. Жан, я боюсь одиночества, потому что хорошо, не понаслышке, знаю, что это такое. Бессонные ночи, слезы в подушку, сердечные капли, вой одинокой волчицы в пустой квартире, боль от того, что кто-то счастлив и у кого-то нет никаких проблем в личной жизни. Когда ты один, тебе тяжело встречаться со счастливыми парами. Тебе мучительно наблюдать за их счастьем. Это испытание на прочность, но самое страшное то, что это испытание вызывает комплекс неполноценности. Это страшно, Жан. Господи, как же это страшно. Я была одинока, пока не встретила тебя. Знаешь, а ведь мне иногда снился наш ребенок. Как он улетает в Париж и как я начинаю ненавидеть этот Париж. Даже если бы ты его не признал, отказал в своей поддержке и не помог там устроиться, он бы все равно улетел в Париж. И я бы никогда не смогла его остановить.
Моя слезинка капнула на волосы Жана, а вторая упала на его лоб. Следующая увесистая слеза вновь покатилась по моей щеке, но я уже успела ее вытереть, чтобы она не упала на Жана.
– Жан, я тебе изменила, – озвучила я еще раз эту же мысль. – Наверно, это произошло оттого, что у нас с тобой больше уже ничего не будет и нас ничего не связывает. До меня наконец-то дошло, что ты чужой муж и у тебя есть люди, которые тебе действительно дороги. А я хотела получить то, что никогда не будет принадлежать мне. Я хотела получить твое сердце. Но оно, увы, принадлежит другой женщине. У нее такое красивое французское имя, но я не смогу его выговорить. Я его не запомнила.
Как только в комнату вошел дед, я сразу обратила внимание на то, что он держит две наполненные доверху рюмки, и, глядя на них, заметно сморщилась.
– Опять самогонка.
– Валентину помянуть надобно, – траурным голосом произнес дед. – Хорошая она женщина была, ладная. У меня даже язык не поворачивается говорить о ней в прошедшем времени. За ней всегда мужики табунами ходили. Особенно молодые. Она как с этим Владом связалась, так все у нее пошло наперекосяк. Давай ее помянем. Пусть земля ей будет пухом.
Я встала и взяла свою рюмку. Затем прокашлялась и сказала усталым голосом:
– Пусть земля ей будет пухом. Несмотря на то, что произошло, я хочу сохранить о ней хорошую память.
Выпив до дна, я отдала пустую рюмку деду и вновь села рядом с Жаном.
– Понравился мне этот Марат. – Дед сел на стул у окна.
– Чем?
– В нем настоящий мужик чувствуется. Сильный, волевой, мужественный. За таким, как за каменной стеной.
– Как ты мог это по телефону понять?
– Он так бережно к тебе относится. Сказал, что по твоему голосу догадался, что ты плачешь.
– Странно, как он мог догадаться. Я же ему этого не показывала. Я даже в трубке не всхлипывала.
– Значит, он смог тебя почувствовать. Видимо, он хорошо тебя чувствует. Сказал, чтобы я тебя берег, как зеницу ока, что ты ему очень дорога.
– Врешь ты все. Не мог он так сказать.
– А я тебе говорю – мог. Мне врать незачем. Он очень переживает, что, пока он досюда доедет, ты еще куда-нибудь сбежишь.
– Я же ему сказала, что мне бежать некуда.
– Видимо, он очень сильно боится тебя потерять, оттого и переживает так сильно.
Дед загадочно улыбнулся и покачал головой:
– О, Томка, и как ты с двумя мужиками-то справишься? Хотя в принципе одного во Францию отправишь, а другой наш родной, казанский. С ним ты пока здесь будешь. Два мужика – это мелочи. Некоторые в наше время целый гарем имеют.
– Да какой, к черту, гарем? У нас с мужиками дефицит происходит. Сейчас каждый второй мужик на две семьи живет, потому что мужиков мало. Всем не хватает.
– Может, и мне, кроме своей Матрены, еще кого завести? – мечтательно спросил меня дед.
– Конечно, заведи. Найдешь ту, которой коттедж не нужен, и будешь коротать с ней старость вместе. А то бегаешь на свиданье, как будто тебе двадцать. Найди женщину для жизни, а не для беготни.
…За разговором с Матвеем время прошло быстро. Услышав, что у дома остановилась машина, мы одновременно встали и направились к входной двери.
– Приехал, – умиротворенно произнесла я и посмотрела на деда.
– Точно приехал.
Открыв дверь, мы тут же вышли на улицу, и я увидела выскочившего из машины перепуганного Марата. Он был не один, а с парочкой ребят из его охранного агентства.
– Как ты здесь оказалась? – Марат обнял меня за плечи и притянул к себе. – Я летел на скорости, но быстрее не получилось. Пробки. Поэтому приехал уже почти ночью.
Сказав эти слова, Марат стал целовать мои волосы и повел меня в дом.
– Пошли в дом. Сейчас ты мне все расскажешь.
Как только мы вошли в дом, Марат вновь притянул меня к себе, будто боялся того, что если он отпустит меня от себя, то потеряет меня уже навсегда.
