– Жан! Жан! Жан, ты где?! – кричала я вполголоса и плакала от того, что совершенно бессильна.
Мне показалось, что где-то в самом дальнем углу двора послышались какие-то странные звуки, нарушившие обволакивающую тишину, и я не знала, что именно я должна делать, пойти туда, не знаю куда, или броситься со всех ног навстречу долгожданной свободе. Только вот я не понимала, что же мне делать с этой свободой, когда рядом нет любимого человека.
– Жан! – вновь крикнула я и, не получив никакого ответа, стала пятиться к железной калитке.
Но из того же угла вновь послышались непонятные звуки, словно кто-то ждал, что я обращу на это внимание и обязательно посмотрю, что же там происходит.
– Кто там? Жан, это ты?
В который раз выкрикнув имя любимого человека, я почувствовала, как мной овладели внезапные импульсы, которые будто подталкивали меня к решительным действиям: пойти в самый дальний угол дома и докопаться до истины.
– Да нет уж, по-моему, острых ощущений мне уже вполне хватит, – обреченно сказала я и стала как можно быстрее продвигаться к калитке.
Вдруг в том углу, где слышался шорох, показался мужской силуэт, по очертаниям которого я могла определенно заявить, что у этого силуэта и Жана не было ничего общего. Внимательно приглядевшись к силуэту, я вздрогнула и увидела, что незнакомец держит ружье. От увиденного меня прошиб пот, и, не придумав ничего лучшего, я подняла впереди себя руку с Лениным пистолетом и судорожно заговорила:
– Эй, вы там, поосторожнее. Я тоже вооружена.
В тот момент, когда пугающий образ стал двигаться в мою сторону, я закричала и, быстро открыв калитку, бросилась прочь. Я не знаю, сколько времени я бежала по длинной проселочной дороге, спотыкалась, падала, плакала, постоянно оглядывалась и бежала дальше. Может, и вправду говорят, что у страха глаза велики. Я оглядывалась назад, и мне постоянно мерещились различные ведения. Мне казалось, что за мной бежит все тот же пугающий образ человека с ружьем, который постоянно целится, может меня нагнать в любой момент и выстрелить в спину. Я старалась не оглядываться назад и, устав бежать, шла ускоренным шагом. Я не думала о том, что у меня сильно разбита губа, что образовавшаяся на ней сухая корка лопнула и из нее опять пошла кровь. Что я иду в разорванной блузке, которую яростно порвал Леонид, что из драных лохмотьев выглядывает моя обнаженная грудь и виднеются ушибы и синяки после моего сильнейшего падения на пол. Я не думала и не хотела думать о том, что в моих руках пистолет, из которого я только что убила человека, и что по всем законам совершения преступления я должна избавиться от него как можно быстрее. Но я не могла его выкинуть и сделать вид, что я не только никого не убивала, но даже его не касалась, потому что я не могла избавиться от нависшего чувства опасности и прекрасно понимала тот факт, что если мне придется выстрелить из него еще раз, то я сделаю это, не раздумывая ни единой минуты.
Я думала о своей бабушке, о том, что я навсегда запомнила ее даже не бабушкой, а миниатюрной женщиной, с красивой осанкой, гордым профилем и упрямым подбородком. Она обладала магической красотой, и в ее жилах текла слишком бурная и неспокойная кровь. Я вспоминала ее густые черные волосы, которые она заплетала в косу. Я никогда не видела ее седой, потому что она красилась сразу, как только у нее появлялся хоть один седой волосок. Все говорили про бабушку, что у нее не было возраста. У нее действительно не было возраста – она умела взять над ним верх. Дама без возраста… Она была невероятной женщиной, и у нее была потрясающая энергетика.
Странно, как только я подумала о бабушке, в небе сразу сверкнула молния. Возможно, это было какое-то совпадение, а возможно, это был особый знак свыше. Посмотрев на небо, я ускорила шаг и смахнула не покидающие меня слезы. А затем раздался оглушительный удар грома, и я почувствовала, как дождевые струи забарабанили по моему телу. Как только меня зазнобило, я вновь посмотрела на небо и увидела смутный образ хрупкой женщины с чересчур гордой осанкой.
– Бабушка! – громко закричала я своему видению и помахала ей рукой, в которой был пистолет. – Бабушка!
Видение тут же исчезло, и я увидела, что проселочная дорогая закончилась и я выхожу на трассу. Прижав пистолет к груди, я пошла быстрым шагом, стараясь не обращать внимания на редкие проезжающие мимо меня машины. Я и сама не знаю, куда я шла, и мне было страшно остановить хотя бы одну машину, тем более что я совершенно не знала, куда именно я должна ехать. После того как я убила человека, мне нельзя было обращаться в милицию. Тем более я убила его не в момент самообороны. Я убила его в момент страсти и яростных поцелуев. Ехать домой тоже нельзя. После того, как из моей квартиры похитили Жана, я перестала сомневаться в том, что кто-то сделал вторые ключи и теперь имеет свободный доступ в мою квартиру. Да и к матери ехать нельзя. Владу ничего не стоит узнать ее адрес. Поехать к матери равносильно тому, что навести беду на своих близких… Господи, куда же поехать? Куда?
– Девушка, тебя подвезти? – Я вздрогнула и только теперь поняла, что меня слепит своими фарами остановившаяся иномарка.
– Что?
– Я спрашиваю, тебя подвезти? Тебе не страшно одной на этой безлюдной дороге?
Я резко остановилась и повернулась к сидящему в машине мужчине. Рассмотрев меня повнимательнее, мужчина как-то напрягся и посмотрел растерянным взглядом.
– Вот тебе раз. Да я смотрю, у тебя крупные неприятности. Остановился, думаю, девушка одна по темной трассе идет. Такой сильный дождь шпарит, а она идет и не обращает на непогоду внимания. Думаю, если ее нужно подвезти, то обязательно подвезу. Если в беде, то чем могу выручу, а если она на этой трассе работает, то пожелаю ей хорошей погоды, удачной работы и дальше поеду.
– Я тут не работаю. Я просто иду и никому не мешаю.
Остановив взгляд на моей разорванной кофте, мужчина посмотрел на мою оголенную грудь и тихо спросил:
– Тебя изнасиловали?
– Нет, – спешно ответила я и поправила мокрые лохмотья, которые когда-то имели вид кофты.
– А пистолет тебе зачем? – В голосе мужчины послышалось замешательство, связанное с излишней подозрительностью.
