кремля.
– Тебе здесь нравится?! – я старалась перекричать шум работающей техники.
– Красиво! – как ни в чем не бывало отвечал мой француз, стараясь обходить грязь.
Ближе к вечеру мы погуляли на казанском «Арбате» и поехали ко мне домой, потому что Жан просто изнывал от любопытства посмотреть мою квартиру.
– Ты живешь не на улице Чернышевского? – с иронией спросил он сразу, как только мы сели в машину.
– Нет. Я живу на улице Горького, – деловито ответила я и даже не подумала улыбнуться.
– Тома, а почему ты не захотела, чтобы я остановился у тебя? – Жан задал вопрос, от которого мне стало почему-то не по себе.
– Наверно, по той же причине, по которой ты не захотел, чтобы я остановилась в твоем доме в Париже.
– В моем доме в Париже живет моя семья.
– И что?
– А то, что не стоит задавать глупые вопросы. Ты же сама знаешь, что это невозможно. Я живу не один, а в своей казанской квартире ты живешь одна. Ты же сама рассказывала мне о том, как она досталась тебе от бабушки. Твоя мать живет в другом месте.
– Жан, я действительно живу одна, но не думаю, что тебе было бы у меня намного лучше, чем в гостинице. У меня очень любопытные соседи. Зачем нам ненужные слухи?
– Ты хочешь сказать, что это нехорошо, когда к тебе в гости приезжает иностранец?
– В принципе ничего плохого в этом нет, времена сейчас совсем другие, не такие, как были раньше, но все же нас призывают поддерживать отечественного производителя.
– Ты о чем? – не понял меня француз.
– Да так, о своем, о девичьем.
Я жила в небольшой двухкомнатной квартире, которая досталась мне в наследство от моей обожаемой бабушки. Вот уже пять лет, как моя бабушка покинула этот мир, и при воспоминаниях о ее нежной и трепетной любви на моих глазах появляются слезы. Ее портрет висит на стене и освещает своей лучезарной улыбкой самую большую комнату. С тех пор, как бабушки не стало, я всегда горюю и ощущаю, как же сильно мне ее не хватает. Из моей жизни исчезла надежная опора, добрые и нужные мне слова, чрезмерная любовь и даже незабываемые пельмени, которые она всегда лепила вручную. Моя бабушка никогда не боялась старости. Она вообще никогда и ничего не боялась. Все, что происходило с ней при жизни, она всегда воспринимала как нормальный закономерный процесс. Бог даст – и я доживу до старости, я смогу ее встретить совершенно спокойно и даже достойно – так, как встретила ее моя бабушка, с высоко поднятой головой и дерзкой, открытой улыбкой на лице. Я хотела бы очень походить на нее. А еще… Еще я бы хотела, чтобы мои дети и внуки боготворили бы меня так же, как мою бабушку боготворит наша семья. Когда она была рядом, я часто забывала сказать ей о том, что безумно ее люблю. А однажды я собралась и захотела сказать ей слишком много, но не успела. Не успела… Она умерла.
По ночам, когда мне особенно одиноко, я люблю перебирать ее фотографии. Я смотрю на молодую и изящную девушку, которая потом стала моей бабушкой, и прижимаю фотографию к щеке, вытирая выступившие слезы. Для меня она никогда не была старой. Для меня она навсегда останется настоящей красавицей, которая кружила головы многочисленным поклонникам и дарила всем, кто ее знал, блаженную и счастливую улыбку.
– Проходи, – немного взволнованно произнесла я и открыла входную дверь. – Только у меня здесь небольшой беспорядок. Не обращай внимания.
На самом деле я тщательно убрала свою квартиру, начистила до блеска паркет, вытерла пыль и перемыла все фарфоровые статуэтки. Я знала, что Жан обязательно захочет посмотреть мое жилище, и жутко переживала, что оно может ему не понравиться.
– У тебя идеальный порядок, – тут же успокоил меня мой француз и улыбнулся. Мне показалось, что он догадывается о моих переживаниях. – А у тебя очень мило.
– Спасибо. Я люблю свою квартиру. Когда была жива бабушка, я любила бывать у нее. Вечерами она садилась напротив меня, включала приглушенный свет, легкую, манящую музыку и на вот этом круглом столе раскладывала карты.
– Я вспомнил. Когда мы с тобой познакомились, ты очень много мне про нее рассказывала. Ты говорила мне, что она была гадалкой.
– Она была не просто гадалкой. Она считала себя колдуньей. В этот дом всегда приходили люди. Бабушка предсказывала их жизнь по картам, прогнозировала события, снимала порчу, возвращала любимых и даже наказывала обидчиков. И, конечно же, она много гадала. По картам и на кофейной гуще. Она никогда не давала никаких объявлений в газетах и вообще отрицательно относилась к рекламе. Люди рассказывали о ней друг другу, приводили своих родных и близких, писали ей письма и даже приезжали из других городов. Бабушка никогда не была одна. В этот дом всегда шли люди.
Я постаралась ничего не менять в этой квартире, а сохранить все так, как было при ней. Даже сейчас, спустя пять лет, я чувствую незримое присутствие своей бабушки и ощущаю в этой квартире ее дух.
– Ой, тогда ты очень опасная женщина. Ты внучка колдуньи. – Жан с опаской посмотрел на круглый с несколькими подсвечниками антикварный стол, стоящий посреди комнаты. – Ты любишь зажигать свечи?
– Обожаю. Мне нравится запах горящих свечей. Мне вообще нравятся зажженные свечи. Особенно когда они расставлены по всей комнате. – Остановив свой взгляд на портрете достаточно интересной и красивой женщины в дорогой позолоченной рамке, я грустно вздохнула и продолжила: – Бабушка очень тяжело умирала. Говорят, что у тех, кто занимается колдовством, долгая и мучительная смерть. Она умирала в загородном доме. Это было страшное зрелище. Бабушка умирала две недели. Она кричала от боли и корчилась в муках. Мы с родителями плакали и не знали, как ей помочь. Вся деревня приходила к нашему дому и молилась за бабушку. Все знали, что у колдуньи слишком страшная и мучительная смерть, и каждый мысленно просил о том, чтобы ей стало легче и эти мученья закончились. А однажды вечером, когда
