– Кокс?!
– Ну да.
– У вас в Америке все начинают с кокса?
– Совершенно верно. Любое расслабление начинается именно с кокса. Давай, ты хорошенько расслабишься, а я тебе станцую что-нибудь эротическое. Как ты на это смотришь?
– Я не прочь. А ты будешь за компанию?
– Я догонюсь после тебя, как потанцую.
– Ты любишь вдогонку?
– Очень.
Я очень хорошо накачала Черепа наркотиками и при этом постоянно подливала ему виски. Судя по его виду, сам секс ему уже был не нужен, но все же он старался заострить свое внимание на том, что я делаю, хотя глаза его уже почти ни на чем не фокусировались.
Я включила легкую музыку, скинула пиджак и начала танцевать.
– Саня, тебе нравится, как я танцую? – спросила я сладострастным голоском. – Ну скажи, тебе нравится?
– Все путем, – пьяным голосом произнес Сан Саныч и приложил свою ладонь к сердцу.
– Саша, а ты что за сердце держишься? Тебе плохо?
– Да что-то мотор беспокоит.
– А ты не думай о плохом. Расслабься.
– У нас с тобой вообще что-нибудь сегодня будет или нет?
– Будет, только давай выпьем.
Налив Черепу полный бокал виски, я взяла свой, почти пустой, и громко закричала:
– До дна! До самого дна! За любовь! За удачу!
– Совсем меня споила, паранджа чертова, – пробурчал себе под нос Череп и еще раз попытался сфокусировать зрение на моем теле.
– Тело у тебя в каких-то рубцах. У меня была одна такая. Тебя бил, что ли, кто-то? И вообще, ты сегодня паранджу снимешь, или мы прямо в ней будем?
При этом Череп нюхнул немного кокаина, и его глаза налились кровью.
– Споила меня. Напичкала всякой ерундой. Ты кто вообще такая?
– Как кто такая? Мы с тобой черт знает сколько времени знакомы, а ты спрашиваешь, кто я такая. Саша, ну что ты держишься за сердце?
– Оно любви просит.
– Оно у тебя вообще больное?
– Когда трахаться долго не дают.
Я смотрела на бледнеющего Черепа и не испытывала ни капли сострадания или сочувствия. Я поняла, что у него пошаливает сердце, и эта была поистине потрясающая новость. Больное сердце мне поможет. Оно просто не может мне не помочь. Оно болит, потому что ему совсем недолго осталось биться. Я ненавижу это сердце потому, что оно слишком черствое.
Череп убрал руку от груди. Он не хотел показывать, что сейчас очень слаб, но на его лице выступил сильный пот. Он постарался изобразить что-то наподобие улыбки, и я видела, с каким трудом она ему далась.
– Пойдем в кровать.
– Наконец-то.
Череп встал со стула и, изрядно пошатываясь, пошел в направлении спальни.
– У меня еще такого никогда не было. Баба совершенно голая и в парандже. Круто. Это по- американски.
– Ложись. Я сделаю тебе легкий массаж.
Череп еще раз посмотрел на мои рубцы и пробормотал пьяным голосом:
– И чего ты такая рубцовая?
– Какая есть.
– Садомазо.
При этих словах лицо Черепа посерело. Я поняла, что ему осталось совсем немного.
– Джулия.
– Что?
– По-моему, я перебрал. Может, «Скорую»?
– Дорогой, какую «Скорую»? У нас с тобой все только начинается.
