мне женщину. Для них я лидер и мозговой центр группировки. Какой мужик захочет, чтобы им управляла женщина? Да никакой! Так же и они.
Если я буду носить ребенка и ходить с пузом, то тогда мне не удержать власть. Я моментально потеряю лидерство и стану обычной бабой на сносях.
– Чупа, приехали.
Я открыла глаза и увидела, что мы уже стоим у ворот дачи.
– Тебе помочь выйти из машины?
Я почувствовала, как покрываюсь пятнами.
– Зачем?! Я превосходно себя чувствую!
– Но ведь тебе же было плохо.
– Забудь об этом! Я не курица-наседка! Мне никогда не бывает плохо.
– Но ведь ты все-таки женщина, – не унимался Бульдог.
– В последний раз повторяю: забудь о том, что я женщина! Забудь, и все!
Бульдог сморщился, закрыл машину и поплелся к дому.
– Если ты телохранитель, то, значит, должен охранять мое тело. Верно?
– Верно, – буркнул Бульдог и пропустил меня вперед.
– Ты обиделся?
– Я уже не в том возрасте, чтобы обижаться.
– Странно.
– Что тебе странно?
– Мне казалось, что обижаться можно в любом возрасте.
Мы подошли к беседке и не смогли удержать смеха от увиденного. Полупьяная Юлька, состроив умильное лицо, кормила в умат пьяного Лешика, прикованного наручниками к перилам, давно остывшими шашлыками.
– Это за маму, а это за папу. И за Фому, засранца такого, который даже умереть по-человечески не может, тоже надо скушать.
Лешик жадно поедал нежнейшие кусочки мяса и пил виски из Юлиных рук.
Я вытерла выступившие от смеха слезы и подошла к беседке.
– Ну наконец-то, – вздохнула Юлька. – А то он меня уже здесь запарил, напился как скотина! Вылитый братик!
Лешик поднял голову и посмотрел на меня укоризненным взглядом.
– Хорошо же ты, Чупа, родственничков встречаешь!
– Да в гробу я таких родственничков видала! – разозлилась я. – Какого черта тебя принесло! Только шума лишнего наделал!
– Может, хоть наручники снимешь?
– Не сниму! Будешь в наручниках сидеть, пока ума не наберешься.
Лешик сузил глаза и злобно процедил:
– Ты что с моим братом сделала?! Куда ты его дела?! Я давно знал, что ты все к своим рукам прибрать хочешь! Ты уже давно его на тот свет выпроваживала! Подожди, если Фома жив, он этого так не оставит! Он тебе покажет, как живых хоронить!
– Заткнись, придурок! А то до Риги не доедешь!
Подозвав охранника, я сурово сказала:
– Закрой его в подвале, чтобы глаза не мозолил. Пусть там отоспится, да не забудь поставить к дверям человека – за ним присматривать нужно.
Охранник подошел к Лешику и расстегнул один наручник.
– Я никуда не пойду! – заорал Лешик.
– Куда ты денешься, – вздохнула я и посмотрела ему вслед.
– Я с тобой еще разберусь! – донеслось из подвального помещения.
– Ты зачем его так напоила? – улыбнувшись, спросила я Юльку.
– Да он, кажется, и сам был не против. Ладно, бог с ним. Ты лучше расскажи, как у тебя дела?
– Фому похоронили, вернее, не Фому, а этого неизвестного мужика. Гостей успокоили. Послушай, Юлька, пойдем в дом, посидим, разожжем камин. Мне хочется на огонь посмотреть.
– Пошли, – обрадовалась Юлька. Затем она внимательно посмотрела на меня и тихо спросила:
– Что-нибудь случилось?
– Пошли в дом, там поговорим.
