Я резко обернулась и посмотрела на Макса:
– А я и есть та актриса. Ресторан, творческий вечер, медленный танец и вы… Вы видели во мне только женщину. Вас отпугивала моя известность. Наверно обычной женщине приятно, что ее ценят как женщину. А со звездами все по-другому. Им этого мало. Страшная штука – слава, иногда очень сильно затягивает. Хочется, чтобы в тебе видели что-то неземное. Вы в тот вечер не попросили мой телефон.
Мордоворот резко схватил меня за руку и потащил вперед. Когда мы отошли на более или менее приличное расстояние, он больно ущипнул меня и, захлебываясь от возмущения, зашептал:
– Тебе вообще с нашим братом общаться запрещено. Ты давай свою пасть открывай поменьше, а то можешь кого-нибудь разозлить.
– У меня не пасть, – обиделась я и украдкой взглянула назад. Макс стоял как вкопанный и пристально смотрел мне вслед. Это обнадеживало.
Если фортуна повернется ко мне лицом, я смогу добиться желаемого.
– Гулять просилась, вот и дыши глубже! – злобно продолжал мордоворот. – И запомни, никто из наших пацанов на твои сиськи и задницу не поведется. Хоть ты оголишься полностью и раком встанешь. Против пахана никто не пойдет. Так что пацанам глазки не строй. Бесполезно. А если общения ищешь, так общайся с Лешиком. Пусть он тебя по ушам причешет. Он у нас в этом деле мастер. Его хлебом не корми, дай с кем- нибудь за жизнь потрепаться. Он парень умный, эрудированный. Книжек много читает. «Вести» по телевизору смотрит. Мы его между собой называем ходячей энциклопедией. – Мордоворот хрипло рассмеялся и снова ущипнул меня. Я вскрикнула и потерла больное место.
– Прекращай щипаться! Больно!
– А ты прекращай оглядываться на Макса. Ему до тебя дела нет. Он у нас человек уважаемый. Общак держит, а это значит, что живет по понятиям. И еще у него любовница есть. Длинноногая фотомодель. Блондинка. Она в прошлом году школу закончила. Он к ней даже на выпускной вечер ходил. Сейчас ее в престижный вуз устроил. Максу всегда молодые нравились. Он по старухам никогда не специализировался.
– Это я-то старуха?! – Я почувствовала чудовищный приступ гнева. – Да что ты себе позволяешь?!
– А что, не старуха, что ли?! Тебе уже, поди, тридцатник. Для Макса все женщины, которым под тридцать, старухи.
– Да мне на хрен твой Макс не нужен! – возмутилась я. – Извращенец! Чтоб его в тюрьму посадили за совращение несовершеннолетних! А я не старуха. Можно быть старухой и в восемнадцать, а можно и в шестьдесят быть такой молодой и такой желанной…
– Моей матери шестьдесят пять, – неожиданно смягчился мордоворот. – Она всегда в платке и целыми днями молится в церкви. Все называют ее очень ласково «бабушка», – произнес он задумчиво.
– А моей матери шестьдесят, – продолжала наступать я. – Она никогда не надевала косынку и не наденет ее и в восемьдесят. Она носит модельные платья и пользуется парфюмом. От нее исходят такие флюиды женственности и природного магнетизма, что даже молодые мужчины оглядываются ей вслед. Она стопроцентная женщина, а у стопроцентной женщины не бывает возраста. С каждым годом она становится все красивее, словно имеет над временем какую-то власть. Еще древние говорили, что внешность человека – отражение его души.
Я резко остановилась, вспомнив Лешика. Господи, какая же уродливая душа должна быть у него… Какая страшная…
Я украдкой посмотрела на мордоворота.
– Послушай, я могу поинтересоваться собственной судьбой?
– Чо?!
– Я же ясно сказала: хочу услышать что-нибудь вразумительное по поводу своего дальнейшего пребывания в этом доме.
– А я тут при чем?! Ты у пахана спрашивай.
– Просто я подумала, что ты мог что-нибудь слышать.
– Ничего я не слышал.
– А может быть, все-таки что-нибудь припомнишь?
– Нечего мне припоминать. Я только знаю, что ты за Лешика замуж выйдешь, и все.
– Откуда ты это знаешь?
– Пахан сказал.
– Он серьезно говорил?
– Ну понятное дело… Пахан вообще юмора не понимает. Он с ним никогда в ладу не был.
– Значит, никто меня отсюда не отпустит, – проговорила я трагическим голосом и вновь посмотрела на кучку мужчин, сидящих в беседке.
Там восседал и пахан. Он о чем-то разговаривал с Максом. Нетрудно было понять, что он с чем-то категорически не согласен. Макс был совершенно спокоен, даже невозмутим. Заметив меня, он прищурился, и я чувствовала его взгляд до самой двери в дом. Еле уловимо я махнула ему рукой, но мордоворот почуял неладное и втолкнул меня в дом.
– Завязывай на Макса пялиться! Я же тебе сказал, что он на твою задницу не поведется! У него есть своя, более молодая и сочная.
– А я на него и не пялилась!
– Я не дурнее тебя, видел, как ты ему рукой махала. Ты давай Лешика обрабатывай. Это твоя прямая обязанность. Ему и маши. Он твою задницу даже во сне видит.
