тебе за все. За этот побег, за полет, за то, что ты рядом и за то, что сейчас ты доставил мне наслаждение, которое заметно облегчило мою боль.
Натянув на себя лохмотья, оставшиеся от нашей одежды, мы отправились в путь вдоль реки.
Мой перелом был зафиксирован двумя ровными дощечками, и, опираясь на плечо Макса, я могла двигаться немного увереннее. Ладони Макса выглядели ужасно и сильно болели, но он не подавал виду. Чем дальше мы шли, вернее, не просто шли, я буквально висела на Максе, тем больше и больше меня покидала надежда, что мы останемся живыми. Силы покидали не только меня, но Макс умело скрывал то, что чувствовал.
– Макс, брось меня, – наконец не выдержала я и рухнула на землю.
– Ты что такое говоришь?
– Брось меня.
– Я не понимаю, к чему ты клонишь.
– А тут особо и понимать нечего. У меня больше нет сил. Ты тоже на пределе. Если ты не сможешь идти, нам конец. Оставь меня под каким-нибудь деревом и хорошо запомни это место. Когда найдешь помощь, вернешься за мной.
– Нет. Так не пойдет, – замотал головой Макс. – Мы так не договаривались. Я не могу оставить в лесу. Мало ли, зверь какой-нибудь…
– Да какие тут могут быть звери! Не думаю, что мы долетели до Уссурийской тайги.
– Но тайги-то здесь точно есть. Ты что, не боишься змей?
– Боюсь. По крайней мере, раньше очень боялась, а теперь… Теперь я боюсь смерти. Я по-настоящему ее боюсь…
– Нет, ты не можешь требовать от меня невозможного.
– Макс, ты должен действовать в одиночку, иначе мы умрем оба. У меня так сильно болит нога, что я просто не могу ходить, а от переломанной переносицы онемело и отекло все лицо. Я буду тебя ждать. Ты только за меня не переживай. Я верю, что с тобой ничего не случится, ты обязательно за мной придешь. Ты сильный, уверенный, у тебя все получится.
– Нет, нет и нет. И не надейся. У меня нет ни компаса, ни ясной памяти. Я могу просто тебя не найти. Тут заблудиться – проще пареной репы. Я несу за тебя ответственность. Одна ты не останешься.
– Но Макс!
– Нет, я сказал. Сейчас мы поспим, наберемся сил, а потом двинемся дальше. Я знаю, скоро все закончится.
– Что именно? Закончится наша жизнь?
– Не говори ерунды. Мы обязательно найдем людей, и нам обязательно окажут помощь.
– Я хочу есть. Если бы мы хоть немного поели, появились бы новые силы.
– Постарайся не думать о еде. Завтра будем ужинать в ресторане.
Макс лег рядом.
Я уткнулась Максу в плечо и вскрикнула, потому что задела переносицу.
– Из этого ада нет выхода. Мы могли бы выжить поодиночке, в частности ты. Но ты не хочешь меня слушать. Повторяю в последний раз, нам не выкарабкаться вдвоем. Ты обманываешь себя и меня. Ты обманываешь нас обоих. Какая, к черту, помощь, если тут нет даже человеческих следов… Вот если бы у нас была сигнальная ракета или спички… Но у нас нет ни того, ни другого. Сегодня я шла, а завтра я даже не смогу встать. Неужели ты не видишь? Ты должен идти один, пока у тебя еще есть хоть какие-то силы. Так хочется есть! У нас нет проблем только с водой. Воды полная река. Пей не хочу, но на одной воде далеко не уйдешь.
– Ты не должна думать о еде, – произнес Макс недовольным и жутко усталым голосом. – Если ты будешь о ней постоянно думать, из этого не получится ничего хорошего, поверь.
– А как я могу? Только о ней все мои мысли!
– Переключи свои мысли на что-то другое.
– На что именно?
– На что-нибудь постороннее.
– Я не могу.
– Я тебе помогу.
– Каким образом?
– Расскажи мне о себе. Это отвлечет тебя. Расскажи, что тебя беспокоило больше всего до того, как тебя похитили?
– Что меня беспокоило? Это трудный вопрос. Меня беспокоило буквально все. Меня беспокоила моя свобода.
– Свобода?
– Ну да. Это сейчас так говорят, а раньше это называлось одиночеством. Знаешь, свобода нужна только тогда, когда на нее кто-то покушается. А если до твоей независимости и свободы никому нет никакого дела, то такой свободе грош цена.
Сначала я воспринимала свою свободу как завоевание. Затем как привычку, а потом мне стало казаться, что по-другому я просто не умею жить.
