около него тогда обязательно остановится полицейская машина. А так — просто машина стоит рядом с отелем, и никому нет до нее дела.
Выйдя из грузовика, я посмотрела на связку ключей, среди которых были ключи от машины и от квартиры Ахмеда, хотела было ее выкинуть, но передумала, сунула в карман и вместе с Клавой вышла на дорогу для того, чтобы поймать маршрутное такси.
— Я в отель, — решительно заявила Клава. — Я выпить хочу: все‑таки такой сложный день. Сейчас бы только до бара добраться и чего‑нибудь покрепче заказать.
— Счастливая!
— Да уж, счастья выше крыши!
— А я думала, ты сейчас к Хасану на разборки поедешь, — я не могла не съязвить.
— Ты что, какой Хасан?! Я на ногах еле стою! Ты сама говорила мне о том, что у меня еще будет возможность выяснить с ним отношения. За мной не заржавеет! Если бы ты мне раньше сказала о том, что он от меня в лавке прячется…
— То что бы было?
— Я бы всю его лавку вверх дном перевернула. Я ведь ее берегла, думала в ней добра столько — жалко все это рушить. Валя, ты мне там пятьсот долларов обещала… — По Клавиному выражению лица было нетрудно догадаться, что говорить про деньги ей было очень неудобно.
— Деньги завтра в три часа дня в рыбном ресторане, как договорились, — спокойно произнесла я, но тут же встала как вкопанная и ощутила, как какая‑то волна удушья сдавила мне грудь.
— Валя, ты чего?
— Негативы…
— Какие еще негативы?
— Для того чтобы завтра я смогла получить свои деньги, я должна отдать негативы, как же я сразу‑то не подумала! — произнесла я убитым голосом и схватилась за голову.
ГЛАВА 27
Как только мы сели в маршрутку, Клава заметно занервничала и, покосившись на с любопытством рассматривающих нас арабов, наклонилась ко мне поближе и тихо спросила:
— Валя, я что‑то не пойму, я завтра получу деньги или нет? Я как‑то уже на них настроилась, представила, что детям куплю.
— Клава, встречаемся завтра как договорились.
— Ты же только что говорила про какие‑то негативы…
— Я постараюсь со всем разобраться.
— Ладно, ты особо не напрягайся, — в голосе женщины послышалась обида. — Если у тебя не получается деньги достать, то что ж теперь делать‑то.
— У меня все получится, приезжай как договорились. Ты для меня столько сделала! Я просто обязана тебя отблагодарить.
— Хорошо, приеду. Валя, скоро мой отель, я выхожу. Я бы тебя с собой взяла, да не пустят.
— И не надо. Куда мне с таким лицом? Только народ пугать! Я в центр поеду. Знаешь, ты заплати за маршрутку, а то у меня денег ни копейки.
Клава сунула мне в ладонь египетскую мелочь и, несколько раз повторив, что она будет очень сильно за меня переживать, вылезла из маршрутки и направилась к своему отелю.
Я вышла в центре и пошла в направлении дома Ахмеда для того, чтобы найти в его квартире негативы. Оглядываясь по сторонам, я зашла в подъезд. Я старалась идти как можно бесшумнее, словно боялась, что меня кто‑то услышит. Мои руки так сильно дрожали, что я не смогла с первой попытки отпереть дверь квартиры Ахмеда.
— Вот черт! Нужно немедленно взять себя в руки.
Открыв входную дверь, я прошла в комнату. На тумбочке лежал фотоальбом c откровенными снимками, на которых были запечатлены арабские мужчины и русские женщины. На некоторых фотографиях красовался мой муж.
— Дрянь, — вырвалось у меня, и я бросила фотоальбом на прежнее место. — Какая же ты дрянь! Ты остался при своих интересах. А я… С чем осталась я?! Ты мне доказал, что наша совместная жизнь — это ложь.
Нужные мне негативы не пришлось искать особенно долго: они лежали в конверте, хранящемся в тумбочке. Положив конверт в свою пляжную сумку, я направилась к выходу, но тут увидела, что входная дверь распахнулась и на пороге появился Валид. Я остолбенела от неожиданности и почувствовала, как меня бросило в жар.
— Валид?!
— Не ожидала?
— Нет, — покачала я головой.
— Что ты тут делаешь?
— Ахмеда жду.
— А где он?
— Он привел меня сюда, а сам куда‑то ушел.
Я смотрела на напряженное худое лицо мужа, наблюдала за тем, как вздрагивают его скулы, и чувствовала, что смертельно боюсь этого человека. Мне показалось, что от Валида исходит какая‑то смертельная энергия и что я должна любым способом погасить его злость, иначе может случиться непоправимое.
— Ты со мной очень грубо обошелся, — заговорила я жалостливым голосом. — Разве я заслужила к себе подобного отношения?
— А ты считаешь, что не заслужила?
— Я же так сильно тебя любила! Я очень надеюсь на то, что ты погорячился, когда меня бил, что ты пожалел о том, что ты сделал, что ты страдаешь.
Почувствовав на своих щеках слезы, я подумала, что они обязательно растрогают моего мужа и он не сможет снова поднять на меня руку.
— Когда Ахмед увидел меня в таком состоянии, он чуть было не потерял дар речи и, сжалившись, предложил мне немного побыть у него.
— Что‑то я раньше не замечал у Ахмеда подобной жалости, — усмехнулся Валид.
— Зря ты так. Он очень тонкий, ранимый, душевный человек. Знаешь, у меня все так болит! Может, у меня сотрясение мозга? А может, у меня вообще все переломано?
— А может, тебе разводиться со мной расхотелось?
— Расхотелось, — я посмотрела на Валида затравленным взглядом и ощутила острую душевную боль и жалость к самой себе.
Мне было больно от того, что приходилось изворачиваться и лгать. Мне было больно за свой страх, за свою беспомощность, за свою искореженную судьбу.
— Валид, я осознала свою вину. Я была не права. Я постоянно в чем‑то тебя подозревала, не хотела тебя слушаться и слишком вольно себя вела. Я буду послушной женой.
Валид буквально окаменел. Видимо, он не ожидал от меня таких слов и до конца не верил тому, что я говорю правду.
— Валя, ты, наверное, хитришь? — прищурив глаза, спросил он.
— Нет, — замотала я головой. — Я просто очень хочу, чтобы у нас с тобой все было хорошо.
Я смотрела на Валида в упор и представляла его в образе дьявола. Он медленно приближался ко мне, и я не знала, чего мне ждать от него в данный момент: то ли он начнет меня бить, то ли станет играть по моим правилам, поверив моим словам. Решив подстраховаться, я постаралась улыбнуться, но ощутила
