Мы вернулись домой и сели за стол. Я взяла на руки собачку Зосю, посмотрела на Юрия Юрьевича влюбленным взглядом и тихо произнесла:
– Господи, как здорово, что я тебя нашла…
– Это еще вопрос – кто кого нашел, – засмеялся Юрьевич и взял Зосю к себе.
Пройдя мимо Милкиной фотографии, я налила ей полную рюмку водки и положила сверху кусочек черного хлеба.
– Выпей, подруга, выпей. Хотя бы за мое счастье. Я тебя никогда не забуду. Слышишь, никогда. Есть люди, которые не забываются. Никогда. Ты была замечательной женщиной, и мне даже страшно говорить о тебе в прошедшем времени. Я бы многому хотела у тебя поучиться. Ты сейчас далеко, и ты приняла страшную смерть. Ой, какую же страшную! Но для меня ты будешь всегда живой. Молодой, красивой и жизнерадостной.
Наверно Юрьевич услышал мои слова и, подняв меня на руки, понес в спальню. Я уснула в считанные секунды. От переживаний, от нервного потрясения. Это был хороший сон. Такой добрый и такой разноцветный. Мне снилась Милка в красивом фиолетовом платье. Она собирала ягоду и громко напевала себе под нос. Я сидела на соседней грядке и любовалась ее точеной фигуркой.
– Милка, зачем так много ягоды, – недоумевала я.
– Ягоды никогда не бывает много. Наварим варенья, сделаем сок и компот. Мужики это, знаешь, как любят. Они от этого сильнее становятся.
От смеха я повалилась прямо на грядку.
Проснувшись, я присела на кровати и обхватила подушку. Юрьевич сразу открыл глаза и посмотрел на часы.
– Викуля, мне нужно бежать. У меня сейчас серьезная встреча. Ты можешь побыть дома и подождать моего возвращения?
– Не переживай. Сегодня я побуду дома, – попыталась я успокоить Юрьевича, но втайне от него принялась вынашивать различные планы.
После долгих нравоучений Юрьевич уехал на работу. Я быстро оделась и, даже не взглянув в зеркало, выбежала из квартиры, чтобы поехать в больницу к Вадиму. Заглянув в палату, я постаралась придать лицу беззаботное выражение и, насколько хватало моих актерских способностей, произнесла невозмутимым голосом:
– Привет. Да ты идешь на поправку! Прямо на глазах выздоравливаешь. Еще немного и начнешь бегать.
Вадим смотрел в потолок и никак не отреагировал на мои слова.
– Ты что, не рад, что тебя гости навещают? Наверно, по жене соскучился. Она с матерью на даче. На следующей неделе приедет. Сам знаешь, она у тебя заядлая дачница, а там работы немерено. Матери помочь нужно. Она и так, бедная, пашет с утра до вечера. Поэтому теперь мне за тобой следить велено. Хочешь не хочешь, но пока я буду тебя навещать.
Я вновь посмотрела на Вадима и замерла. Он лежал без движений и не обращал на мои слова ни малейшего внимания.
– Вадим, ты живой?
– Живой…
– А чего молчишь?
– Что ты хочешь от меня услышать?
Я слегка растерялась и сделала несколько кругов по комнате.
– Я хочу, чтобы ты сказал, что очень рад меня видеть.
– Я очень рад тебя видеть, – безразлично повторил Вадим.
– Что-то я особой радости не наблюдаю.
– А что я, по-твоему, должен делать? Скакать на кровати? Ты же видишь, у меня стоит капельница.
Я замолчала и подумала о том, что все люди, когда болеют, становятся злыми, раздражительными. Я и сама точно такая же.
– Может, тебе принести чего?
Вадим приподнял голову. В его глазах стояли слезы.
– Вика, ты была на похоронах?
Я не ожидала такого вопроса, была не готова к ситуации подобного рода.
– На каких похоронах?
– На Милкиных.
Сев на кровать рядом с Вадимом, я взяла его за руку и прошептала:
– Вадим, ты знаешь?
– Да. Ко мне вчера приезжала мать.
– Извини. Я хотела как лучше. Я не поехала на похороны. Такое зрелище не для слабонервных. Я буду ездить на кладбище. Она была мне очень близкой подругой. Даже слишком близкой. Нам всем будет ее не хватать.
