высморкался. Я не смогла сдержать своего отвращения и отвернулась.
– А губы-то зачем накрасил?
– Затем, что я мужчина одинокий и мне ничто человеческое не чуждо.
– Смотри, осторожно! В городе нынче заразы много всякой!
– Где наша не пропадала! Я ж с кем попало не знакомлюсь, а только с людьми, имеющими отношение к средствам массовой информации.
Глаша покачала головой и произнесла себе поднос:
– В семье не без урода, и в нашей деревне тоже.
Спившийся журналист-неудачник Стройков завел мотор, и я тут же села в машину. Глаша заплакала и перекрестила меня.
– Глаша, не плачь, все будет хорошо, – пыталась я успокоить старушку и сама заревела навзрыд.
– Да хранит тебя Бог! Только дал бы тебе силы вынести все, что легло на твои хрупкие плечи. Возвращайся, дочка. Буду ждать.
Высунувшись из окна, я поправила свои очки и крикнула:
– Кольке привет!!! Поцелуй его за меня!
– Береги себя, дочка…
Глава 19
С ТЕХ ПОР ПРОШЕЛ РОВНО ГОД…
Я сидела напротив доктора, который внимательно осматривал мою шею, лицо.
– Я считаю, что с этим материалом уже можно работать.
Он поднес зеркало, но я резко закрыла лицо руками.
– Нет! Я же сказала, что я не могу видеть себя в зеркале!
– Нужно привыкать. Нужно учиться. – Доктор был неимоверно спокоен, наверное, привык к моим ежедневным истерикам.
– Я не могу…
– Нужно учиться… Вы же женщина, а разве женщина может обойтись без зеркала?
– Сейчас я еще сама не пойму толком, кто я такая. Вот когда я действительно стану женщиной, я обязательно привыкну к зеркалам. Обязательно.
– Ваше лицо стало намного лучше. А о такой шее можно было только мечтать. Завтра еще одна операция на лице.
– На моем лице останутся шрамы?
В основном они спрятаны выше линии волос. Если где-то и останутся, они будут незаметны, а это уже не так страшно. С тем диагнозом, с которым вы поступили, тут ничего не сделаешь идеально. Пересадка кожи на всем теле – довольно непростая вещь.
Доктор ушел, и я осталась в своей палате люкс одна. Я подошла к окну, прижалась лбом к стеклу и попыталась улыбнуться, потому что с некоторых пор я уже начала улыбаться и, несмотря на легкую боль, старалась растягивать губы все шире и шире. Я смотрела на распускавшиеся листочки на деревьях в красивом больничному саду и хвалила себя за то, что дожила до весны, не сломалась, пережила целую серию рискованных операций, терпела страх и боль реабилитации, соблюдала все предписания врача и всегда свято верила в окончательный успех.
Это была дорогая небольшая элитная клиника, которая славилась своими талантливыми специалистами и неимоверно высокими ценами. Она была по карману только успешным, богатым и влиятельным людям. Они выходили из стен клиники совершенно другими, без прежних страхов и комплексов, с высокой самооценкой со всеми вытекающими отсюда последствиями. Я примкнула к числу богатых и влиятельных пациентов клиники, потому что у меня были деньги и огромное желание получить новую внешность и НАЧАТЬ ВСЕ СНАЧАЛА.
Доктор обещал сделать мне новое лицо, сконструированное из кожи, взятой из моих ягодиц, которые, к моему удивлению, почти вовсе не обгорели.
Палата люкс, в которой я лежала уже чуть больше года, выглядела, как самый дорогой номер в отеле пять звезд. Больничная палата стала моим пристанищем и настоящим домом, а красивый сад с разноцветными поющими фонтанчиками вызвал в моей душе необходимое мне спокойствие. Я любила проводить в этом саду время за чтением, наблюдать, как красив закат, разговаривать с другими пациентами, которые иногда выходили из своих палат и были расположены к общению. Самое главное, что в этой клинике я была сама собой и совершенно не комплексовала по поводу своей внешности. Я не прятала свое лицо, не старалась скрыть свои рубцы и шрамы. Я вела себя совершенно естественно, потому что я была тут не одна. Многие выглядели значительно хуже меня. Немногочисленные пациенты клиники относились друг к другу с уважением, почтением, переживали друг за друга, желали друг другу терпения, сил и, конечно же, скорейшего выздоровления.
Я уже не боялась операционной, и, когда меня везли на каталке на очередную операцию, я просто смотрела в потолок, разглядывала лампы. Я даже не волновалась, потому что свято верила, что все будет хорошо. Правда, я очень плохо переносила послеоперационные периоды, изнывала от боли, иногда теряла сознание. Но доктор успокаивал меня тем, что по-другому просто невозможно, что все, кто поступил в эту клинику, должны запастись терпением, ибо без него здесь никуда…
Незаметно для самой себя я так привыкла к этой больничной жизни, что уже плохо представляла себе, что же творится за пределами этой клиники. Все, что находилось за забором, по ту сторону жизни, меня откровенно пугало и наводило на самые печальные мысли. В моей палате был телевизор, но я включала его крайне редко. Что бы ни показывали, будь то фильм, музыка или какая-нибудь передача, не вызывало во мне ничего, кроме раздражения. Мне было обидно, что судьба распорядилась подобным образом. Где-то
