сильно. И общаться я с ней теперь не хочу совсем.
Я взяла и пирожок и откусила его. Красноватый сироп потёк по румяному тесту.
— Это что же, из-за мальчика, что ли? — тут же поинтересовалась бабушка. — Из-за того молодца горного?
Я чуть не подавилась, услышав подобный вопрос.
— А с чего ты так решила? — спросила я.
— Ну, как с чего? Я же тоже когда-то молодой была, девчонкой. Чаще всего подруги ссорятся как раз из-за мальчиков, которых поделить не могут.
— Так Артак ей совсем не нужен! — начала я. — Она с ним только потому, что он очень красивый. А для меня он стал настоящим другом. Верным и надёжным.
— Ох, как всё у вас серьёзно, — произнесла бабушка. — Но расскажи мне всё по порядку.
Я тяжело выдохнула, сделала глоток компота и начала рассказывать ей всю историю, с самого начала. Как познакомилась с Артаком в первый день приезда; как потом оказалось, что качок является парнем Риты; как мы с ним ссорились; как оказались на Одиноком острове. В общем, я рассказывала всё, что было, вплоть до последнего дня.
Забыв обо всём, я рассказала, что Артак был в моей комнате, но потом подумала, что в этом нет ничего страшного. Ведь он как пришёл, так и ушёл через время.
Бабушка иногда улыбалась, иногда кивала, качала головой, а в некоторых местах неодобрительно охала и ахала.
— И всё, — закончила, наконец, я. — Получилась вот такая необычная история, что нас познакомил странный браслет, который Артак совсем не хотел покупать, но, в итоге продавец его уговорил и тот сдался.
— Какая непростая история, — подытожила бабушка.
Она встала из-за стола и ушла в дом.
Я не поняла сразу, что это значит. Что бабушка сильно огорчена? Пошла за лекарствами?
Я уже жалеть стала, что рассказала обо всём ей, но вдруг, она появилась на крыльце и направилась в беседку. В руках она несла большущую книгу тёмно-коричневого цвета и только когда бабушка приблизилась, я поняла, что это старинный фотоальбом, с пожелтевшими, запылёнными страницами.
— Напомнила мне твоя история свою, — сказала она, положив альбом на стол. — Молодой я тогда была, чуть старше тебя.
Бабушка села на стул и стала листать альбом, медленно просматривая страницу за страницей.
— В деревне я тогда жила, — продолжила она. — Война в это время была… Делать нечего, все мысли только о том, как бы выжить. Ни о каких развлечениях даже и речи быть не могло. Так, пройдём вечерком вдоль поля, и всё. Вдали падающие бомбы свистят, взрываются, а мы поговорим под стрекот кузнечиков, да и спать пойдём. А в тот день идём мы, с моей лучшей подругой Зиной, и слышим в стоге сена какое-то шуршание. Подумали сначала, что лиса забралась. Лес-то недалеко находился, мало ли, какое зверьё могло забрести. Но подошли, стог разгребли, а там паренёк. Старше нас. Лет двадцать ему на вид было, для нас он настоящий молодой человек, а мы девочки совсем. Статный блондин, с ярко-голубыми глазами…
— Немец, — вымолвила я, заинтересованно слушая историю.
— Да, — кивнула головой бабушка. — Он был лётчиком и его самолёт русские воины подбили. Он кое- как выбрался из него и спрятался в стоге. Ну, мы и не знали что делать. Парень симпатичный, но страшно — немец, всё-таки. Враг же. Пошли к моей маме, рассказали, та и решила, что нужно выходить его. Мне тогда мама сказала, что каким бы ни был плохим человек, нехорошо его в беде оставлять. Ну и мы, втроём, я, мама и Зина еле притащили немца в наш дом той же ночью. Влюбилась Зинка в него страшно, с первого взгляда. Глаза так и горели, когда она на него смотрела. А для меня этот немец никем был. Так, простой симпатичный парень, не более. Выяснилось вскоре, что зовут его Бруно, фамилия Гольденцвайг. Ну а потом уже и вся деревня прознала, что у нас сбитый лётчик, стала помогать, кто, чем может. И Зина часто приходила проведывать его. Говорила с ним много, но он не понимал ничего. Это я его потом стала словам некоторым учить, чтобы знал, что говорить, когда пить хочет, когда есть. Но по большей части мы общались с ним жестами. Я постоянно дома была, так как он с нами жил, проводила время с ним. И тогда хоть война и шла, но уже было немного веселее. Из деревни никто не выдавал его, и мы жили в мире да спокойствии, только всё равно боязно было. Помню, часто произносил он моё имя, только чтобы я повернулась и поглядела на него. А он улыбнётся и молчит, сказать же не может ничего, языка не знает. Месяцы шли. Он уже первые какие-то фразы стал произносить. Рисовал мне картинки палочкой на земле тех слов, которые хотел узнать и тех фраз, которые хотел сказать. Так я его и учила. Еле-еле на ноги его поставила, тяжело ему сперва было. Ходить трудно, а я поддерживаю его, да рядом всегда, чтобы не упал. Хоть и помогала вся деревня выхаживать, а всё одно именно я с ним все дни и ночи рядом проводила. А потом поняла в какой- то момент, что легко мне с ним. Нравится и сердце бьётся, когда вижу его, быстрее. А как только Зина приходила, сразу настроение падало. Смотрела на них и, внутри всё сжималось. Она ведь его не полюбила по-настоящему. Только за красивую внешность. А я долгое время рядом с ним была и, сердце ёкнуло только тогда, когда поняла, какой он человек на самом деле. Главное ведь не всегда что-то сказать словами, хватает взгляда, эмоций…
Бабушка пролистнула очередную страницу и остановилась на одной, глубоко вздохнув.
— А что было потом? — не в силах больше терпеть, спросила я.
— А потом война закончилась, — продолжила бабушка. — Плоховато он говорил на русском, но говорил. Поблагодарил нас, всю деревню, да и ушёл. Единственная память от него осталась — вот эта фотография, на которой мы вместе.
Бабушка повернула ко мне альбом и я увидела старую, но хорошо сохранившуюся фотографию коричневатых тонов. На ней была изображена молоденькая худенькая девочка, отдалённо похожая на мою бабушку и славный высокий парень, очень красивый, с широкими плечами.
— Сделали мы её, а потом он уехал, — рассказывала бабушка, пока я рассматривала фотографию. — Выслали его из нашей страны, как немца, потому что всех высылали. И отправился он к себе, в Германию. Потом, спустя несколько лет писал мне в деревню письма, слал подарки небольшие, сувениры. Благодарил всех нас, за то, что не выдали его, на ноги поставили и умереть не дали. А потом переписка оборвалась неожиданно и больше я о нём ничего не знаю. Вот такая вот история. А с Зиной мы с тех пор больше не общались.
— Почему? — поинтересовалась я.
— Всё по той же причине… Зина не была рядом с ним постоянно, а полюбила только за красивые черты лица. Не была, когда Бруно плохо становилось, когда у него жар был. Не была, когда Бруно кошмары снились, и судороги тело сводили. И не Зина его с ложечки кормила, водой поила, лекарства давала, повязки меняла. Она ведь приходила к нему, чтобы посмотреть, поговорить, гостинец вручить, да и уходила после. А я всё время была с Бруно рядом, выхаживала его. А это очень многое значит. Ведь не та любовь настоящая, которая вспыхивает сразу. А та, которая приходит со временем, когда проходишь с человеком многие трудности. И только преодолев их, вы будете вместе.
— А почему так? — не поняла я.
— Потому что когда сталкивается пара с чем-то сложным, преодолевает препятствие, это значит, что и в будущем всё они вместе преодолеют. А если не смогут, рассорятся и разойдутся, значит, не так уж и крепки были отношения и чувства.
— А с дружбой так же? Я и Артак преодолели препятствия? Да, не слишком тяжелые и трудные, но ведь это было?
— Да, и это тоже препятствие. И прошли вы его достойно.
— А не страшно тебе было немца полюбить?
— Ох, — махнула рукой. — Конечно же, страшно. Особенно первое время. Я же не знала его совсем, чужой человек! Но время всё изменило и, я поняла, что он очень добрый и искренний.
Я повернула обратно к бабушке альбом и сказала:
— Знаешь, бабушка, а у меня не бьётся сердце чаще, когда я вижу Артака. Я рада, мне с ним интересно и весело, я по нему скучаю. Но нет у меня слишком сильных чувств к нему. Испытываю я что-то, но очень отдалённое. Я его люблю, но как друга, не больше.
— Значит вы хорошие друзья. Или, рано ещё, — уверенно произнесла бабушка. — Всё будет. Главное —
