взглядов придерживался и мой командир — Ференц Фаркаш. Мои планы не шли дальше убеждения Ференца Фаркаша в необходимости действовать. Если бы нам удалось склонить Лайоша Вереша арестовать своего собственного начальника штаба — нилашиста, когда тот отдал приказ присягать на верность Салаши, после обращения регента к народу. Однако Лайоша Вереша в то же время по рукам и ногам связывала присяга, данная регенту. Вот и получилось, что старшие офицеры и генералы могли решиться действовать лишь в том случае, если бы были уверены, что действуют, не нарушая присяги, данной Хорти. Следовательно, чтобы начать сопротивление немцам, регенту и его ближайшему окружению после возвращения из Клейсхейма требовалось дать понять, что Хорти обманули, принудили, шантажировали, обвели вокруг пальца, теперь он вынужден действовать не по собственному желанию, а под диктовку. Но никак не успокаивать их, не подавлять сомнение в их душах. Таким образом, мы вправе говорить о личной ответственности Хорти и его окружения за последующие исторические события. Другое дело, могли ли эти люди предвидеть, как будут развиваться события дальше, знали ли они о возможности организовать сопротивление немцам, как мы на месте. У меня нет точных доказательств этого, но по ряду косвенных признаков я пришел к выводу, что совершилось и прямое предательство: один из командиров расположенных в Затисье частей, доверенное лицо Хорти, получив наш приказ о подготовке к выступлению против немцев, вместо того чтобы выполнять его, по каким-то своим каналам поставил в известность о нем Будапешт, откуда вскоре один за другим к нам поступили приказы, запрещавшие всякие недружественные акции против немцев. Операция была приостановлена.
Вскоре после этого снята была и немецкая блокада.
Так исчезло юридическое основание для того, чтобы мои командиры решились действовать против немцев, не нарушая присяги.
Тогда же, 26 марта, Гитлер под влиянием нового значительного продвижения вперед Красной Армии принял решение о том, что пора бросить в бой 1-ю венгерскую армию. Генерал Надаи для этого был непригоден: 19 марта он был единственным крупным военным в Будапеште, который собирался выступить против немцев. Следовательно, он не мог оставаться на посту командующего 1-й венгерской армией. Он пробыл командиром всего несколько дней, потом его сняли, а на его место назначили Берегфи, против кандидатуры которого немцы не возражали.
Хочу рассказать тебе о том, какие странные случаи бывают в жизни. Двадцать лет спустя после событий, о которых я тебе рассказывал, ко мне обратилось издательство «Кошут» уже как к переводчику, чтобы я (вместе с Палом Каллошем) перевел на венгерский книгу «Вильгельмштрассе и Венгрия», представлявшую собой сборник документов. Из нее двадцать лет спустя я узнал, что происходило за кулисами в Будапеште в те дни.
Итак, идея о выступлении против немцев продолжала жить. И у меня, и у Ференца Фаркаша, и у Лайоша Вереша. (Недаром они сыграли заметную роль во время перехода власти от Хорти к Салаши.) Хочу сказать еще несколько слов о Ференце Фаркаше. В марте он, мечтая о лаврах освободителя, склоняется к тому, чтобы действовать. Причем берется за дело достаточно решительно, довольно четко проанализировав ситуацию, охватив ее во всех деталях. Но в октябре 1944 года в Будапеште, куда его незадолго до этого отозвали с Карпат, чтобы он возглавил местный гарнизон и обеспечил безопасность выхода Венгрии из войны, Фаркаш через несколько дней после перехода власти к Салаши присягнул тому на верность, заявив: «Не могу же я пожертвовать звездами генерал-полковника». Когда спустя несколько дней мне случайно довелось встретить его на одной из будапештских улиц, то я, по своей наивности напомнив о своем желании действовать против немцев, сказал и о том, что на следующий день по поручению Венгерского фронта вылетаю в Москву. Говорю ему все это, а сам начинаю жалеть… Кто знает, что сделает Фаркаш, назначенный Салаши специальным уполномоченным правительства по эвакуации? Но он кладет мне руку на плечо и совершенно серьезно просит передать русским, что готов встать во главе вооруженного восстания в Будапеште, если они (то есть русские) считают, что время для него наступило. До сих пор не могу понять, серьезно он это говорил или нет? Ведь вскоре после этого он сбежал на Запад. Насколько мне известно, он жив по сей день. Причем написал книгу воспоминаний под названием «Оглядываясь с Татарского перевала». Он издал ее, кажется, в Мюнхене… Или в Буэнос-Айресе? Не помню точно… Несколько лет тому назад кто-то дал мне ее почитать. Как ты думаешь, что я прежде всего стал искать в ней? Разумеется, описание наших мартовских планов, как он тогда оценивал наши шансы?.. Но как раз об этом Ференц Фаркаш не написал ни единой строчки. Наоборот, в своих мемуарах он говорит о себе как о человеке, всегда настроенном антисоветски и пронемецки, который тогда (в марте) привел войска в состояние боевой готовности, чтобы вовремя присоединиться к немецкому наступлению.
Разумеется, не память подвела Фаркаша. Причина состоит в том, что в эмиграции от него, естественно, ждали именно таких слов, он боялся испортить себе репутацию…
Итак, Ференц Фаркаш своим молчанием как бы исключил себя из числа еще оставшихся в живых свидетелей мартовских событий, он намеренно не желает вспоминать, что у него в мозгу мелькнула мысль о том, чтобы повернуть оружие против немцев, установить связь с русскими и организовать вместе с ними совместное наступление. А ведь большинства из участников этих событий давньм-давно нет в живых, других жизнь забросила в самые отдаленные уголки земного шара. Таким образом, я практически не могу документально подтвердить то, что считаю исторически очень важным… Бела Лендьел был командиром сольнокской дивизии, которая входила в марте 1944 года в состав 1-й венгерской армии, стоящей в предгорьях Карпат. (Незадолго до этого он пропустил к восставшим в Варшаве грузы оружия. —
Но вернемся к Беле Лендьелу, которого уже в чине генерал-лейтенанта после освобождения привлекли к суду народного трибунала. Обвинение, выдвинутое против него, гласило: «Имея возможность и способ выступить против нилашистов или, по крайней мере, подав в отставку, уйти с должности командира дивизии, обвиняемый не сделал этого, а перешел на сторону Са-лаши…»
Адвокат Белы Лендьела обратился ко мне с письмом, датированным 11 апреля 1946 года. Процитирую это письмо: «Как утверждает мой подзащитный, Вы, господин майор, 20 ноября 1944 года приезжали к нему в рощу Клотильды, чтобы поговорить с ним. В отсутствие моего подзащитного, как он утверждает, Вы имели беседу с начальником штаба его корпуса подполковником генерального штаба Эрнё Пацором. Содержание ее сводилось к следующему: готов ли генерал Бела Лендьел силами вверенного ему корпуса поддержать действия одной нелегальной будапештской организации, которая пытается не допустить взрыва будапештских мостов немцами. Ответ Белы Лендьела, направленный на следующий день по аппарату подполковника генерального штаба Немета в Авиационное управление, носил в принципе положительный характер, в нем содержалось только пожелание встретиться с главным человеком этой организации. На это послание Бела Лендьел уже не получил никакого ответа, потому что через несколько дней генерал Киш и его друзья были арестованы. Вы же, господин майор, перелетели к русским. Если господин майор согласен с подобным изложением фактов, если Вы сохранили в памяти воспоминания об этих днях, то не смогли бы Вы изложить все это в письменном виде и направить мне. Если Вы, господин майор, прямо или косвенно осведомлены о тогдашней деятельности Белы Лендьела, любое ваше заявление — очное или письменное — очень помогло бы мне. Заранее дружески благодарю Вас, с глубоким уважением. Ваш покорный слуга и почитатель, доктор Ласло Гере».
26 апреля 1946 года я ответил адвокату Ласло Гере. Копия письма у меня сохранилась, и теперь она практически является единственным документом о тех мартовских событиях.
ПИСЬМО ОТЦА (1946 год): «Глубокоуважаемый господин адвокат! Я постарался по возможности быстрее ответить на Ваше письмо, в котором Вы просите меня рассказать о деятельности генерала Белы Лендьела. В ответ на Ваше письмо, полученное мною 19 апреля, я имею честь сообщить следующее. За свои показания я готов нести полную ответственность перед судом, готов под присягой подтвердить их.
Весной 1944 года генерал-майор Бела Лендьел был командиром 16-й сольнокской дивизии и вместе с вверенным ему подразделением в марте 1944 года был направлен в предгорья Карпат. Правда, дивизия его не принимала тогда участия в боевых действиях, потому что линия фронта сместилась в это время в сторону
