обратился Смбат к Шушаник, — скажите, какую роль в этом предприятии вы могли бы взять на себя?
— Я? — переспросила Шушаник, не ожидавшая такого
предложения. — Что я могу делать?
— О, очень многое. Вы бы могли заняться библиотекой-читальней! Если не ошибаюсь, вы учились в гимназии?
— До седыми., класса, — ответил за племянницу Заргарян. — Но знает она больше, чем даже некоторые окончившие. Время у нее не проходит зря.
Девушка бросила на дядю укоризненный взгляд, тщетно стараясь скрыть смущение.
— Ну и прекрасно, — улыбнулся Смбат, — есть дела, с которыми женщины справляются лучше нас. Например, воскресная школа для неграмотных. Как только построим новые казармы, думаю, нужно будет открыть такую школу. Взяли бы вы на себя это дело?
Как понять это предложение хозяина? Уж не смеется ли он над Шушаник? Или, быть может, этот молодой миллионер ее испытывает? Ясные глаза потупились, бледные щеки порозовели. Девушка промолчала.
— Чего же ты молчишь? — вмешался Заргарян. — Не мешало бы поблагодарить господина Алимяна, что он именно тебе оказывает такое доверие. Соглашайся, слышишь? Не то во мне взбунтуется кровь старого учителя.
Говорил он при хозяине смело, шутливо, но нисколько не впадая в фамильярность.
— Если сумею быть чем-либо полезной, я с готовностью возьмусь, — ответила, наконец, Шушаник. — Позвольте вам еще чаю?
— Нет, благодарю вас. Ну вот, у нас уже и помощница есть. Всего хорошего. Завтра поговорим подробнее.
По уходе Смбата Заргарян упрекнул Шушаник: Алимян так доверяет ей, а она этого как будто не ценит.
— Человек он умный и понимает, что ты здесь, в этом невзрачном окружении, скучаешь, вот он и предлагает тебе работу.
— Но я же сказала, что охотно возьмусь, если сумею справиться.
— Что значит «если сумею»? Не ахти какое дело — обучать грамоте. Наконец, много ли у нас учительниц развитее и начитаннее тебя?
Девушка не сказала ни слова и прошла в свою комнату. Из окна она проводила глазами Смбата, уезжавшего в город…
На другой день вечером Шушаник сказала дяде:
— Надо скорее строить жилища для рабочих. В самом деле, в старых домах жить невозможно…
— Откуда ты знаешь?
— Я нынче ходила и осмотрела их.
В голосе ее звучало беспредельное сострадание.
10
Мадам Ануш Гуламян сидела на излюбленном месте у окна в гостиной, откуда она разглядывала прохожих. Напротив, в первом этаже, жила какая-то не армянская семья, только что вернувшаяся из летней поездки по России. Семья эта состояла из мужа — рослого, здорового архитектора, и жены — элегантной красивой дамы.
Много толков ходило об этой женщине. И Ануш не раз видела ее разговаривавшей более чем нежно с каким-то молодым человеком.
Сегодня Ануш опять побранилась с мужем. Они наговорили друг другу много обидного. Взаимное влечение потухло. Бывали минуты, когда они испытывали друг к другу нестерпимое отвращение. Петроса раздражали усики и мужской голос Ануш. А ее отталкивали его маленькие, хитрые, заплывшие жиром глазки, уши цвета свежего мяса, толстая шея, а в особенности — грубые манеры. И все же она оставалась верна мужу, изменявшему ей на каждом шагу.
Погода еще стояла ясная, солнце ласково грело. Был уже конец октября, но все одевались по- летнему.
Впечатление от ссоры несколько сгладилось. Глядя на соседку, весело порхавшую по комнатам, Ануш почувствовала зависть. В сердце ее вспыхнула любовь к жизни, кровь закипела, как и в те дни, когда она, ослепленная страстью, бросилась на шею Петросу Гуламяну.
Ануш мечтательно припоминала волнующие сцены из прочитанных романов и воображала себя то одной, то другой героиней. Вспоминались ей юные годы — девичья пора. Веселые, беспечные часы! Чего- чего только не вытворяла она, прогуливаясь с подругами. Девушки подзадоривали сверстников, хихикали, подталкивали друг друга, как бы невзначай роняли нежные словечки, чтобы верней одурачить молодых парней, а порой прикидывались и влюбленными. Случалось, что писали письма, назначали свидания. Зачинщицей всех этих проказ была Анна Королькова, дочь таможенного чиновника, самая бойкая и изобретательная среди подруг.
Эх, счастливая пора! Но быстро она промчалась. Едва минуло Ануш четырнадцать лет, а уже ученье опостылело ей. И какое там ученье, кто интересовался уроками! Ануш, как и большинство ее подруг, ходила в школу формально. Посылали родители ее в школу только следуя моде, чтобы, так сказать, не отставать от других.
Ушла она из четвертого класса, не вынеся из школы ничего, кроме веселых воспоминаний.
Двери противоположного дома раскрылись. Натягивая перчатки, вышла изящная соседка с красным зонтиком под мышкой. За ней бомбой вылетела серенькая собачка с черной приплюснутой мордочкой, с ошейником, унизанным бубенчиками. После летнего путешествия красавица посвежела и похорошела. Своим независимым видом она окончательно сразила Ануш, и словно нарочно, чтобы сильнее возбудить зависть, подойдя к окну, спросила:
— Что вы все сидите дома в такую погоду?
Они познакомились на каком-то вечере.
— Да так, никуда не тянет…
— Пройдитесь по набережной, подышите чистым воздухом. Впрочем, простите, кажется, у вас не принято выходить без супруга, — прибавила дама с мягкой иронией.
— Напротив, у нас не принято выходить с супругом, если вы имеете в виду азиатские обычаи.
— Неужели? А я и не знала. У нас можно и так и этак, — заметила красавица, лукаво подмигнув.
Раскрыв шелковый зонтик, она грациозно подобрала юбку и с милым кивком удалилась, окликая собачку:
— Мопсик, Мопсик!..
«У нас принято и так и этак», — повторила Ануш. — Да, у вас принято, почему же у нас не принято? Почему армянка безропотно терпит распутство мужа и не осмеливается ему отомстить? Почему ей так трудно изменить? Должно быть, это признак невежества и трусости…»
Звонок прервал ее мысли. Она вздрогнула и поднялась. Вошел Микаэл Алимян.
Ануш молча пригласила молодого человека сесть. Заговорила о красивой соседке. Микаэл был знаком с этой четой, он только что встретил красавицу и поболтал с нею. Микаэл знал ее историю, знал и много других таких же. И то, о чем несколько минут назад думала Ануш, он высказал откровенно: Ануш малодушна. В словах Микаэла зазвучала ирония и дерзость.
Ануш не спорила и только изредка полушутливо приговаривала:
— Да помолчите, полно вам!
И больше ничего. Но вместе с тем думала: да, да, армянская женщина безмолвно и безропотно терпит беспутство мужа, но ведь она тоже живое существо, у нее тоже есть сердце. Настанет день, когда и ее долготерпению придет конец.
Страстные взгляды Микаэла нисколько не оскорбляли Ануш. Они доставляли ей глубокое наслаждение. Микаэл с трудом сдерживал себя. Страсть вынуждала его отбросить ребяческую робость. Ему
